Стянутые стальным тросом створки ворот подались, высвобождая щель, и я протиснулся в нее, оказавшись снова на улице, почти напротив гостиницы «Алматы». Она сверкала на противоположной стороне бульвара, как круизный лайнер в океане тьмы.
Грудь побаливала. Преодолевая забор и ворота, я растеребил свежие телесные раны в дополнение к душевным. Конец тебе, старина Бэзил, подумал я понуро в оглушающей тишине. Теперь ты ещё и оглох.
— Где это вас? — спросил охранник в дверях гостиницы. — Ограбили?
— Все в порядке, — сказал я, радуясь, что все-таки слышу. — Связался с замужней женщиной… Кто знал!
— А вас ждут, — сказал охранник. — И давно…
Длинный Матье, свесив плешивую голову на грудь, дремал в дерматиновом кресле перед чашкой кофе в углу вестибюля. В ногах завалился на бок пластиковый пакет с моими одежками, доверенными рыночным уркам. Подмена «сладкой парочки» отсутствовала. Из присутствующих имелся ещё только владелец торговой точки, прилавка с кофейной машиной «Эспрессо», кавказец, который клевал носом над газетой.
Глава четвертая
Карманный детектор лжи
1
Глядя на Матье Сореса, трудно было не заметить, что его духовная ипостась на практике воплощала банальную истину о природе, отдыхающей на детях одаренных родителей. В данном случае она не потрудилась снабдить отпрыска способностью взрослеть. Матье навсегда остался инфантильным в отличие от расчетливого и ловкого отца. Но, возможно, эту черту, как и фамилию, он унаследовал от матери, русской художницы, к которой мой бывший взводный в Легионе, лейтенант Румянцев, опрометчиво пристал после трапезы в ресторане «Консулат» на парижском Монмартре. Само по себе знакомство такого рода и в этом месте — бездна вкуса. Эпизод в стиле, который воспевал в 60-х Шарль Азнавур в балладе «Богема»: де, мол, ели раз в два дня, погрязали в мечтах о славе, и она позировала голой. Мать Матье и позировала своему первому мужу, потому что собственные картины не продавались. И именно голой, почему лейтенант Рум не просквозил мимо витрины студии, в которой, как он сказал, «змеиный глаз солдата из джунглей приметил невероятную задницу на невероятных подставках».
И все-таки была, была любовь, и Матье, как её следствие, родился писаным красавцем. Старались над его производством французские родители с русской кровью отчаянно. Рум этот период в жизни называл «каникулами без штанов». Ранняя плешь Матье, которому исполнилось почти сорок, только оттеняла безмятежное, почти без морщин юное лицо с полноватыми губами, классическим носиком и серыми глазами. Я бы сравнил его с Элвисом Пресли, если бы тот был светлоглазым блондином.
