Ворона укоризненно посмотрела на меня:
– Ох, ни к чему хорошему эта твоя вера в него не приведет. Погубит он тебя. Как есть погубит.
– Да я и без его помощи скоро… – грустно улыбнулась я.
Иля, сообразив, что выдала, тут же засуетилась:
– Ой, я не хотела! Ты уж прости меня, дуреху!
– Ничего, – тихо произнесла я, глядя в сторону. – Я уже почти смирилась.
Головка вороны грустно поникла.
– Да как же это так? Почему ты? – с отчаяньем посмотрела она на меня.
Я не ответила.
Не скажу, что совсем не боялась смерти, это было бы ложью. Как всякое нормальное существо, меня пугала неизвестность. И все же страшило больше то, что после меня останется.
* * *
На следующий день мое состояние стало ухудшаться: появилась слабость, а голова кружилась всякий раз, когда я делала резкие движения. На вторые сутки пропал аппетит, так что Алексу пришлось силком заставлять меня есть. Я ясно видела в глазах друзей и Или нарастающую панику. Лишь мой вампир сохранял присутствие духа – улыбался мне, обещал, что все будет хорошо. И во взгляде его сквозило такое непоколебимое спокойствие, такая уверенность в своих словах, что я начинала ему верить.
Он ни о чем меня не спрашивал. Ни разу. Ни о Кэссандре, ни о лабиринте. Впрочем, о втором у меня точно говорить не было никакого желания.
На третий день, уже с трудом встававшая с постели, я не выдержала. И когда мы с Алексом остались одни, я рассказала ему все – и о том, что случилось у Кэссандра, и о том, как я попала в лабиринт. Я ждала укоризны, злости на меня, презрения, в конце концов, за те чувства, которые я все еще испытываю к врагу.
А он… он просто меня обнял, уткнувшись носом мне в шею.
– Почему ты не злишься? – неуверенно обнимая его в ответ, спросила я.
Алекс хрипловато рассмеялся мне куда–то в плечо.
– Глупая… Разве не ты сказала мне, что кроме меня тебе никто не нужен? Или ты забираешь свои слова обратно?
– Нет. Никогда, – положив подбородок на его макушку, слабо улыбнулась я.
– Я знаю, серафимы никогда не бросают таких слов просто так. Это, кажется, входит в ваш кодекс?
– Да… «Чувствами нельзя играть, а ложью обнадеживать». Параграф второй, пункт десятый.
– Ты знаешь его наизусть? – удивленно оторвался от меня вампир.
– Нет, что ты, – тихо рассмеялась я. – Весь его запомнить невозможно. Просто некоторые его положения в моей семье, – тут я болезненно сморщилась, – прививались с самого детства, как этикет и правильная осанка. Этот пункт был одним из них.
