— Эй, женщина, не говори мне, что тебе не нравятся богатые мужчины! Никогда в это не поверю. Вам всегда нужно подавать богатого, самого умного, самого смелого… Ха, вот только этого человек добивается в пожилом возрасте! А тебе повезло. Я молод. Я не женат, — голова Амантлана сделала гордый кивок. — Щедр. Добр…
Запнувшееся перечисление достоинств вызвало у Иш-Чель улыбку.
— Я могу даже сделать так, что ты вообще не будешь работать. Да, я богат, и могу себе это позволить, у меня много тлаймати, ну, ты понимаешь, это те, кто платит мне дань…
— Я не шлюха, господин. Это их ты можешь купить, рассказывая о своем богатстве… — Иш-Чель гордо отвернулась. Амантлан совершенно не обратил внимания на ее слова и осторожно дотронулся до её платка на голове, замечая странный испуг. Женщина попыталась увернуться. И, чтобы развеять напряжение, упорно стягивая с неё платок, он пошутил:
— Ты лысая, да? Никогда не видел лысой женщины…
Если бы Амантлан был трезв, то он давно бы уже махнул рукой на эту тряпку на её голове, но выпитое октли делало его развязнее, и решительным жестом он сорвал с неё крепко завязанный платок. Сорвал и опешил. Хмель прошел в один миг, словно боясь обжечься, он коснулся горящих мягких прядей. Теперь ему стало понятно, почему она не может разжигать огонь в очаге, но имело смысл уточнить, чтобы не осталось никаких сомнений:
— Ты — Иш-Чель — Радуга майя? — ей не оставалось ничего, как кивнуть, подписывая тем самым себе приговор. Она внимательно следила за Амантланом, понимая, что все её планы на побег сейчас могут рухнуть, но где-то в глубине души она не хотела расставаться с надеждой на спасение, вновь обращаясь с молитвой к своей богине — покровительнице. Правая рука Амантлана потянулась к переносице, на мгновение задержалась там, но под пристальным взглядом Иш-Чель, резко была отброшена, Амантлан пытался лихорадочно собраться с мыслями.
— Кто знает?
— Твоя мать и, думаю, рабы — майя…
— Моя мать будет молчать… Рабы тоже, может быть, какое-то время… Уверяю тебя, — резко пресек он её негодование по поводу своих последних слов, — за свободу, совсем недолго… В этом мире каждый думает только о себе!
— Как ты можешь так говорить?! Не все такие, как ты!
— Разумеется. Я иногда должен думать не только о себе, но и о других, — он с интересом прикоснулся к её волосам, ощущая их шелковистость. Перебирая пальцами пышные пряди, он наблюдал, как на них играют отблески огня. Его лицо постепенно смягчилось.
