Колин взял ее за руку, и они возобновили подъем. Тропинка становилась все каменистее, но туман рассеивался, и уже можно было видеть вершину горы. Под ними простиралась долина, покрытая пурпурным цветом вереска и зеленью травы. Чуть поодаль холодная голубизна озера просвечивала сквозь туман, все еще прикрывающий замок. Дальше виднелись другие вершины Грампианских гор. Еще через десять минут они достигли вершины, уселись на скале и стали любоваться раскинувшимся перед ними пейзажем с другой стороны горы.
— Вон там дорога, по которой мы шли из Питлохри, — показывал Колин. — Видите сосновый лес? А Питлохри на другой стороне холма.
Кое-где еще клубился туман, задевая верхушки сосен. По склонам рассыпались овцы. Колин подергал Пруденс за рукав:
— Смотрите, видите его?
Пруденс поискала глазами и увидела одинокого человека, медленно двигающегося среди вереска.
— Что он делает? — спросила она, не в силах разглядеть с такого расстояния.
— Он в одежде горца — килте. И играет на волынке.
Девушка всмотрелась в одинокую фигуру.
— Один в таком пустынном месте? Колин кивнул.
— Вы еще увидите подобное не раз. Одинокий мужчина играет в горах на волынке. Никого вокруг, и нет видимых причин для того, чтобы играть.
— И непременно в отличительной одежде клана?
— Обязательно! В горах кланы по-прежнему сильны.
— А есть клан Кинлин?
— Пока мы с сестрой живы, — ответил он.
Пруденс кивнула, ожидая, что он продолжит. И действительно, всматриваясь в одинокого горца, Колин продолжил:
— Моя мать была последней из клана Кинлинов. Она погибла в автокатастрофе двенадцать лет назад. Тогда мне казалось, что отец не переживет ее смерти. Может, в каком-то смысле, так оно и есть. Через два года он женился на Джоан, но вместе они прожили только полгода. А развелись шесть лет назад, развод прошел очень спокойно. После смерти матери отец написал несколько поэм, но на самом деле он был уже не в состоянии писать что-либо. На это были разные причины, конечно. Я не могу его оправдать, хотя если бы мать была жива… — Он пожал плечами. — Впрочем, кто знает! Теперь это уже не имеет значения.
У нее перехватило в горле.
— Как жаль!
Колин ничего не ответил.
"Эллиот будет в восторге", — внезапно подумала Пруденс. Сын писателя рассказывает о смерти матери и про горе отца на фоне стелющегося в низовьях тумана и одинокого горца, который играет печальную мелодию на волынке. И вдруг ей стало ужасно стыдно оттого, что она обманывает Колина, который раскрывает перед ней душу.
