— Это такое большое преступление?
— Мне не нужна милостыня, — резко сказала Лаура, выдержав паузу. — Или это была своего рода компенсация?
— Дорогая, по телефону так сложно объясняться, — с жаром воскликнул Доменико. — Что ты имеешь в виду под этим словом?
— Мы занимались любовью, если ты помнишь.
— Разве я мог такое забыть? — Воцарилось молчание. — Ты думаешь, — догадка внезапно осенила его, — что я заплатил тебе за ночь любви?
— Я очень расстроена, Доменико. Почему ты скрыл от меня, кто ты?
На минуту воцарилось молчание.
— Все очень просто. Я хотел понравиться тебе таким, какой я есть, а не потому, что я племянник Лоренцо Форли и мне принадлежат все самые дорогие отели Венеции. Я собирался рассказать тебе правду за завтраком в день твоего отъезда, но одному постояльцу отеля стало плохо. Ему понадобилась срочная медицинская помощь, а я не перекладываю такие, проблемы на другие плечи.
— Я понимаю.
— Тогда пойми и то, что я оплатил часть счета потому, что беспокоился о тебе и хотел хоть немного облегчить твои финансовые проблемы. Но если моя забота тебя оскорбляет, — произнес Доменико холодно, — ты можешь выслать мне деньги. Arrivederci.
— Доменико, — начала Лаура, но он уже повесил трубку. Подождав минуту, она перезвонила, но он выключил телефон.
Окончательно расстроившись, она пошла в комнату к матери, чтобы поделиться с ней своей печальной историей.
Изабелл Грин выслушала ее молча.
— Дорогая, — мягко сказала она, — ты должна научиться иногда принимать знаки внимания.
— Но не деньги! Было совершенно очевидно, что у Доменико нет проблем с финансами, судя по его квартире и его одежде, но я предполагала, что он, возможно, является менеджером или кем-то в этом роде. Если бы я знала правду, то держала бы рот на замке.
— По поводу чего?
— Доменико так настаивал, чтобы я снова приехала в Венецию, что мне пришлось объяснить ему, почему я не могу этого сделать.
— Ты упомянула о нашем непростом финансовом положении?
— О да. История получилась крайне печальная.
— Он влюблен в тебя?
— Говорил, что да. Но сейчас я сомневаюсь, что это так. Он типичный венецианец: дьявольски гордый, и его легко задеть.
— В таком случае у вас много общего. С тех пор, как отца не стало, ты заняла его место в доме. — Изабелл похлопала ее на руке. — Сейчас все изменилось. Ты больше не обязана помогать мне и Эбби. Мне всего сорок семь, не забывай. Я могу преподавать еще довольно долго.
— Я очень хотела бы, чтобы ты прекратила этим заниматься.
