К книге автор взял эпиграф из Федора Сологуба – строки «творимой легенды» поэта-символиста:
Путь мой трудный, путь мой длинный,
Я один в стране пустынной,
Но услады есть в пути —
Улыбаюсь, забавляюсь,
Сам собою вдохновляюсь —
И не скучно мне идти.
В прологе к «Отплытью…» использован размер блоковской «Незнакомки». Затем идет послание Игорю Северянину, написанное вскоре после знакомства с ним. Одна строфа настолько «северянинская», что если не знать автора, можно приписать ее основателю эгофутуризма.
Ночь надо мной струит златой экстаз,
Дрожит во мгле неверный лук Дианин…
Ах, мир ночной загадочен и странен
И кажется, что твердь с землей слилась.
Мечтательность, романтизм, меланхолия определяют настроения начинающего поэта. Он любит старину, стремится к декоративности, пользуется стилизацией, обнаруживая развитый вкус и напоминает художников «Мира искусства». Зрительные впечатления явно преобладают. Пафос книги – утверждение зримого мира, очарованность тем, что составляет «радость для глаз». Умение видеть «акмеистически», как видит свою натуру художник, проявилось ещё до вступления в акмеистический Цех поэтов. Недаром Гумилёв своем отзыве писал о «большой сосредоточенности художественного наблюдения» у автора «Отплытья…». В рецензии на вторую книгу Георгия Иванова «Вереск» Гумилёв снова подчеркнул то же свойство: «Ему хочется говорить о том, что он видит ». И варьирует эту мысль: «…инстинкт созерцателя, желающего от жизни прежде всего зрелища». Но это будет позднее, а в то время экземпляр своей книги Георгий Иванов посылает на адрес журнала «Аполлон» Николаю Степановичу Гумилёву.
Конверт с печатью «Аполлона» он получил через непродолжительное время. Написал ему сам Гумилёв. В письме говорилось, что «Отплытье…» получено, что, если Георгий Владимирович не возражает, он будет принят в Цех поэтов «без баллотировки» и что желательно встретиться для личного знакомства 13 января вечером попозже в «Бродячей собаке», которая находится на Михайловской площади, дом 5, в подвале во втором дворе направо.
Книга привлекла некоторое внимание критики. Сдержанно похвалил в престижной «Русской мысли» Брюсов. Отметил в «Аполлоне» «крупные достоинства» Гумилёв — редкую у начинающего поэта утонченность, безусловный вкус, неожиданность тем. «Каждое стихотворение при чтении, — писал он, — дает почти физическое чувство довольства». Михаил Лозинский, с которым Георгий Иванов познакомился в Цехе поэтов, подчеркнул «своеобразный голос, которым ведется рассказ». «Замечательная для начинающего поэта уверенность стиха, власть над ритмами, умение по-новому сопоставить и оживить уже привычные образы, способность к скульптурно-красочной передаче зрительных восприятий, все эти качества — верное оружие, на которое можно положиться, — писал Лозинский. — Хочется думать, что Георгий Иванов не посвятит его пышной забаве турниров, а найдет в себе решимость поднять его для завоеваний».
