Через несколько дней, законник подошел к Алексею и тихонько сказал. — Ты не думай. Спас ты меня от смерти, это я не забыл. С тем вопросом я порешал. Но и в долгу быть не привык. А считая, как тебя прокрутили, вдвойне долг за мной. Потому будет у меня к тебе разговор. Пробил я тему. Есть один человечек. Так себе дерьмо, если честно. За какой то мухлеж приняли. Он, пока крутили, все расклады, и подельников отдал. Ну, и в камере накосячил, выше головы. В общем, суд его по отбытому выпускает. Однако не уйти ему. Это отдельный разговор. Сделали смертнику предложение. Он, вообще черт здоровый, и на тебя крепко мажет. Так что возьмет твою деляну на себя. А ты, взамен него, на волю. Сегодня вечером в нашу камеру закинут, а завтра адвокат решение подгонит. Тоже молчать будет. С него взятки гладки. А рожу тому, косорезу, уже подпортили. Так что, вас, если не присматриваться, вполне можно спутать. Ну как? Годиться? Только если в отказ пойдешь имей в виду, ему на волю не выйти. По любому. Подельники на него большой зуб имеют. И втарили кого надо. Так, что ему или на погост, или на нары. Он сам это понял и обеими руками за. В общем думай. Только мухой.
Леха поднял на Волонда глаза. — А чего думать? За помощь спасибо. Как того звать? Что-бы на выводке не проколоться. И подпись его нужно проработать. Детали я с ним сам обговорю. — Леха опустил голову и замолчал.
Ну, ты лютый, — изумился авторитет. Сурово тебя покоцало. Мне аж не по себе стало, как глянул. Ты, вот что, если все проскочит, запомни телефончик. Будет нужда или там еще чего. Звони. Чую я… Он не закончил и вернулся к себе. А Леха прикинув возможные варианты развития ситуации решил, что авторитет не обманывает. Ему с моего освобождения конечно профита никакого, но и больших затрат не понес. Уболтать опущенного, дело нехитрое. А так хоть поживет еще. Да и звон пойдет, что Волонд добро помнит. Авторитет опять же. Ну, может немного и впрямь благодарен.
Вечером в камеру ввели нового постояльца. Действительно чем то неуловимо похожего на Леху. Вернее, на Алексея, который вернулся из лазарета.
Однако глаза его двойника трусливо бегали, он присел возле дверей и ожидал, когда ему укажут место. Трудно в тюрьме, и бывает, ломаются и самые твердые характеры. А кто и на воле имел червоточину, хрустят на раз. Шнырь подошел к зэку и бросив перед ним клочок бумаги негромко что-то приказал. Тот взял бумажку, огрызок карандаша и несколько раз расписался. Положил бумагу на табуретку и вернулся в свой угол. Алексей внимательно всмотрелся в роспись и больше на бумагу не смотрел. Ну что запомнил, — увидев что тот потерял интерес к писанина осведомился Муха. Леха кивнул. Да ты что? Не поверил шулер. Не может быть смотри какие закорюки ткнул он не прикасаясь в причудливые завитки.
