Лолиты | страница 31
А может, просто слишком часто они воевали, и женщин на войне не было, а любить кого-то было надо, вот и начиналось у них всё это. Но, кажется, они и в мирное время в городах так себя вели. Что же? Самая культурная и передовая страна античной Европы тоже состояла из сплошных вырожденцев и моральных уродов?
Эти мысли меня несколько успокоили. Мне стало лучше. Я почувствовал даже какой-то азарт. Я шел дворами мимо книжных магазинов и пивных ларьков и думал о том, как гармонично они дополняют друг друга в моей, да и не только, жизни. Я шел мимо школ, которые пустовали по причине лета. Я смотрел на группку из трех девочек. Одна из них говорила что-то умное и философское, беспомощно пытаясь выдать это за юмор. Две другие отчужденно молчали или говорили о своем. Острое чувство солидарности с нею и сострадания к ней пронзило меня. Я узнал себя — в детстве, отрочестве и юности. На секунду моя политкорректность покинула меня. Волна — философского, внутреннего — раздражения, гнева и ненависти к ним, к этим безмозглым дурам, из-за которых моя любимица постоянно обязана чувствовать себя одинокой, неполноценной и ненужной, хоть она и лучше их в тыщу раз, захлестнула меня с головой. Но потом внутреннее самообладание и терпимость вернулись ко мне. «Каждый живет, как он хочет, — вяло подумал я. — Почему они обязаны быть такими, как она? И почему я должен ненавидеть их за то, что они другие? Конечно, не должен».
Хотя почему же? Стремление обычных людей изолировать и унизить людей интеллигентных, мыслящих, глубоких, образованных, содержательных есть не что иное, как защитная реакция первых, их желание представить свое отличие от вторых не как собственную ущербность, а как ущербность вторых, подумалось мне.
Так что я, вероятно, продолжал физиологически ненавидеть и презирать их, ибо орган мой трепетал от восторга каждый раз, как короткие маечки вздергивались, обнажая их крепкие, тонкие и соблазнительные спинки, талии и пупочки. Я понял, что я хочу отомстить им своей властью над ним — тем, к кому я иду, и над Лешей тоже.
Я стал думать о девушках. Больше всего я люблю девочек в коротеньких маечках. Животик с пупочком — лучшее, что есть в девушке, если внутри у нее пустота. Оголенный животик с пупочком полностью оправдывает ее существование в моих глазах. Помимо того, что это просто красиво, а про свое отношение к Красоте я говорил уже не раз, это еще и глубоко символично для меня.
В жизни, особенно в обществе, мы почти всегда одеты. Но под одеждой, как это ни банально прозвучит, мы абсолютно всегда обнажены. Нагота — символ биологического, звериного, естественного в нас. Иначе говоря, сколько бы мы ни надевали на себя всяких одежд — книг, трактатов, ученых степеней, светских условностей и т. д. — подо всем этим мы — обнаженные тела. «Так было — так будет», как писал Леонид Андреев — правда, по совершенно другому поводу. Вероятно, впрочем, что и эта мысль довольно банальна.