— Вы не можете с ними справиться — вот в чём дело? — разочарованно потянула я.
— Мы находимся… в динамическом равновесии, — улыбнулся Карун, — По ряду исторически обусловленных причин. Нет нужды с ними, как вы говорите, справляться. Они сила, и мы тоже.
— Я понимаю, — злорадно улыбнулась я.
Карун раздул ноздри.
— В таком случае я вам завидую. Потому что я не понимаю очень многого.
Мне стало немножко стыдно.
— Это информация слишком большого допуска? Вы ею не владеете?
— Видите ли, Санда, слухи об источниках влияния Десятки ходят самые разные. От того, что они нашли способ доказать, что именно они были Созданы Первыми, до вполне здравых идей насчет шантажа Семей Дорхи и Совета Мудрейших. Но я не смогу вам ответить, в чём дело именно сейчас. У меня — у нас с вами — есть лишь домыслы.
Я помолчала.
— Хорошо, Карун. Если позволите, я пофантазирую сама.
Да Лигарра сделал ленивый разрешающий жест. За его рукой потянулся тонкий шлейф дыма. Я вдохнула побольше воздуха и начала:
— Вы не владеете таким уровнем допуска, чтобы знать наверняка, почему высшее руководство… вашей организации не вступает в конфликт с главами Десяти Семей — или вы не можете мне этого сказать, потому что это будет слишком. Но, как вы справедливо заметили, историю я знаю назубок. И выходит, что некая причина существует. Я никогда не задумывалась над этим, но раз уж так… Действительно, в течении… восьми столетий со времен Хупарской Смуты — когда и произошло возвышение Десятки — ни единая сила в Мире не может пошатнуть их влияние. Что странно. Есть законы экономики, законы социологии. На разных этапах жизни общества возвышаются или уходят в неизвестность те или иные Семьи аллонга. Однако, невзирая на смену культурных и технических эпох, власть Десятки не ослабевает. Вывод один — у них есть некий универсальный механизм воздействия на сомневающихся. Как врач я знаю, что такие механизмы лежат в области низших физиологических потребностей. Лишить целый Мир еды или воды — это вряд ли под силу кому-то, кроме Богов. Остаётся страх. Например — каждому, кто пытается посягнуть на власть этих людей, сообщают нечто такое, что он и нос боится высунуть (но это, конечно, лишь пример, ибо я не могу представить информацию, одинаково пугающую восемь столетий назад и сейчас, причем действенную для всех).
Да Лигарра, вначале слушавший меня с еле скрываемым раздражением, наконец улыбнулся. Так, словно я была его любимой ученицей. На самом деле на его лице даже мелькнуло что-то вроде восторга — но мне это вполне могло показаться.
