сгорел архив, и я прекратил расспросы. Оставил директору данные родителей, свой телефон и пообещал сто долларов, если он вдруг обнаружит перезахоронение. Больше предлагать не рискнул, иначе где-нибудь на отшибе обязательно появится фальшивая могила.
Возвращаясь к машине по грунтовой дороге вдоль высоковольтной линии, я вдруг обнаружил, что по-прежнему сжимаю в руке розы. Класть цветы у помпезного надгробия Мамонта, затоптавшего память о самых близких мне людях, не хотелось, но и выбрасывать не годилось. Положу на какой-нибудь безымянной могиле…
От разливавшегося над кладбищем аромата весенней фиалки слегка кружилась голова, но его ассоциация с запахом дешевой парфюмерии вчерашнего пассажира-налетчика навеивала мысль о том, что заинтересовавшиеся мной люди имеют какое-то отношение к осквернению могилы родителей. Трезвым рассудком я понимал, что оснований для этого нет, но сердцу не прикажешь.
Проходя мимо оградки, где с час назад в цветнике высаживал рассаду седой мужчина, я замедлил шаг и вдруг узнал его. Это был случайный знакомый, с которым мы рядом пили пиво за стойкой у липового сквера. Именно он поставил тогда неутешительный диагноз упавшему парню. Мужчина закончил работу, оделся и теперь готовил поминальный обед. Налил пластиковую стопку водки, прикрыл, ее печеньем и опустил на постамент рядом с лежащей там книгой.
Я подошел ближе, С небольшой гранитной стелы на меня смотрела молодая и очень, красивая женщина. «Татьяна Владимировна Бескровная», — прочитал я. По датам рождения и смерти ей было пятьдесят три года, и вряд ли она выглядела столь молодой. Но для мужа она всегда останется такой…
— Царство небесное, — сказал я.
Мужчина повернулся ко мне, посмотрел, но, похоже, не узнал. Налил стопку водки, протянул мне. Затем поднял свою.
— Земля пухом… — глухо проронил он и выпил. Я последовал его примеру.
— Закусывайте, — предложил он, указывая на металлический столик.
На разложенных на столике машинописных листах стояла бутылка водки, баночка с маринованными огурчиками, высилась стопка бутербродов с колбасой и сыром. Я взял огурчик, откусили протянул мужчине цветы.
— Положите ей…
Мужчина вздрогнул, недоуменно посмотрел на меня, но цветы взял и, нагнувшись, положил их на бортик цветника слева от стелы.
— Она гвоздики любила… — пробормотал он. Справа от стелы лежали крупные алые гвоздики.
— Простите, мы знакомы? — спросил он, распрямляясь. — В последнее время я стал очень рассеян, многих не узнаю…
