— Флер ему подавай… — бурчала она, не глядя на меня и усиленно налегая на шурпу. — Романтику… Экзотику… Это, надо понимать, чтоб у нее поперек была… И сама с тремя сиськами…
— Успокойся, — примирительно сказал я и положил ей ладонь на плечо.
— Да ну тебя!
Она стряхнула мою ладонь, отвернулась, смахнула с ресниц слезы.
— Честное слово, не хотел обидеть. Хочешь, коньячку закажу? А Афанасию морду набью и освобожу тебя на сегодня от работы?
Верунчик замерла в кресле, немного подумала.
— Нет, — рассудительно сказала она… — Не надо. Афоне сегодня деньги очень нужны, а кто меня защищать будет, если ты его выключишь, как в прошлый раз?
Она снова взяла ложку, доела шурпу, отодвинула горшочек в сторону.
— Вот, а говорила, что порция на троих, — хмыкнул я. — Пополнеть не боишься? Клиенты разбегутся.
— Калорий с клиентами знаешь сколько расходуется? — бесхитростно ответила она. — Говорят, что трахнуться один раз, это как вагон дров разгрузить. А у меня за смену иногда три-четыре таких вагона… Не до жиру, быть бы живу. — Она пододвинула к себе судочек с селедкой в винном соусе, попробовала. — Это что — селедка? Совсем непохожа…
И тут я понял, что полезного могу выведать у Верунчика.
— Слушай, Верунчик, а ты всех своих клиентов помнишь?
Она посмотрела на меня, как на дефективного.
— Ты чего, смеешься? Еще у токаря поинтересуйся, все ли он болты и гайки помнит, которые за смену выточил.
— Что, совсем никого не помнишь?
— Нет, почему же… — Глаза у Верунчика подернулись томной поволокой, и она даже перестала есть. — Некоторых помню…
— Не было ли среди них некоего Викентия Павловича Ремишевского?
— Ты чего, Артемушка? — жеманно улыбнулась она. — Я ведь их не по именам помню…
— Он здесь, неподалеку, в двух кварталах от ресторана работает. Замдиректора банка «Абсолют». Вполне может в «Chicago» обедать.
Улыбка у Верунчика стала еще шире.
— Их профессиями тем более не интересуюсь, — уточнила она. — Разве фотку покажешь, может, узнаю.
Я вынул ручку и на салфетке секунд за десять набросал портрет Ремишевского.
— Ух ты! Как живой… — восхитилась Верунчик. — Да ты художник, Артем! А меня сможешь?
«Как живой…» — рефреном отдалось в сознаний. Определенно видела.
Я быстренько набросал и ее портрет, естественно, приукрасив. Нарисовал улыбающуюся, с чуть большими, чем на самом деле, глазами, искрящимися весельем.
— Вот это да! А красками на холсте сможешь? — загорелась Верунчик. — Я в комнате у себя повешу…
— Портрет маслом дорого стоит. Твоего годового заработка не хватит.
