Адекватное понимание собственности получается из простого «перевертывания» приведенной характеристики: собственность есть там, где можно констатировать не «бесцеремонность» обращения человека со своими вещами, а, наоборот, невозможность такого обращения с чужими; где человек получает доступ к чужим вещам посредством известной «церемонии» и никак иначе. Я не встречал у Поршнева «обыгрывания» этой ошибочной марксовой характеристики собственности, однако убежден: ему не раз приходилось удерживать себя от соблазна это сделать, ибо подобные инверсии ложных представлений — один из любимейших его объяснительных приемов. В годы перестройки такие вольности с марксовыми текстами были уже допустимы, и автор этих строк выступил с изложением поршневской методологии анализа собственности.[136] Процитирую свои выводы:
«Отношение данного субъекта к вещам, как к своим, опосредовано отношением других субъектов к данному, как к собственнику. Отношение к вещам, как к своим, не может появиться прежде, чем появилось отношение к этим вещам, как к чужим, как к вещам, принадлежащим другому.»[137]«Следовательно, ключевая фигура отношения — несобственник, ибо только в отношении с определенным несобственником получает и свое определение собственник, а вместе с ним — и все отношение собственности».[138]
Впрочем, если вспомнить сказанное выше о первичности «они» по отношению к «мы», необходимость выдвижения на передний план фигуры несобственника выглядит совершенно очевидной. Однако ключевая роль именно несобственника придает всей проблеме неустранимо исторический характер: проблема собственности становится проблемой ее становления, развития, изменения.
Поршнев специально исследовал становление отношений собственности при феодализме и в первобытном обществе.
В качестве примера приведу поршневский анализ становления личной крестьянской собственности в условиях феодализма:
«Личнотрудовая собственность крестьянина — это не столько предпосылка, сколько продукт постепенного развития феодального общества. В самом деле, ведь трудовое имущество — это еще не собственность, пока его никто не стремится систематически отнимать. Единовременная попытка отнять имущество, например, попытка военного грабежа, порождает оборону, однако такое спорадическое сбережение вещей от гибели еще вовсе не есть становление собственности. Но систематическая оборона превращается в право.
Собственность есть спор, собственность есть отказ кому-то в его претензиях, собственность есть не только утверждение права одного человека, но и отрицание права другого человека.»
