- Понимаешь, парень, - хрипит Абношкин, - я бы тебе сказал, как оно всё получается... Да откуда я знаю, кто ты есть? Поймешь ли?
- Я пойму.
Он вертит косматой головой с сомнением:
- Хочешь понять, да не поймешь... Не поймешь.
- Пойму. Что я, идиот, что ли?
- Я сам всего понять не могу... Думаю. По ночам проснусь - а вот здесь схватывает, - он тычет толстым пальцем в темя, - и никуда не денешься... Мокрую тряпочку прикладываю. Говорят, помогает... - Он смеется невесело. Так это ж голова... На заботы мокрой тряпочки не положишь ведь, а?
Потом он зажигает лампу. И она стоит, как часовой, на самом краешке стола, вытянув свою длинную шею. И большая тень Абношкина медленно шевелится на стене, и хрипит, и стонет. И изба становится похожей на учительскую: там тоже одинокая лампа по вечерам замирает на краю стола.
- Могу тебе ответить, как положено, - хрипит он, - мол, была война... Вот и трудно...
- Это я и без вас знаю.
Он тяжело смеется:
- Это-то ты знаешь, а чего дальше - не знаешь.
- Вот и пришел, чтобы узнать. Ребята ведь спрашивают.
- Нет, этого тебе не понять. Это надо жизнь прожить.
- Живу...
- И живи. Ты человек хороший. Ребята тебя уважают... - И опять после паузы: - А у меня домашняя есть... Высший сорт... А?
- За что же они уважают, когда я ничего сказать не могу?
- Да это они без тебя разберутся. Ты их произведениям всяким учи, стихам, в город их в театр свози... Ну что, по маленькой?.. Несговорчивый ты какой...
Он мне очень симпатичен, этот Абношкин. Как это раньше я мимо проходил? Почему не бывал в этой избе, не сидел на этом красном табурете?
- Гости идут, - хрипит он. - Теперь не миновать разговеться.
Кто-то скрипит дверью, идет через сени.
- Да, - говорит Абношкин, - заходи... Я думал, мужик идет...
Мать Веры, слегка кивнув мне, подплывает к столу.
- Ваших нету, председатель? - низким голосом, по-цыгански спрашивает она. - Нету, да? Жаль. Хотела кое-чего из посуды взять.- Голос ее становится вкрадчивее и тише: - Кажется, Верку сватать приехали. Не пойму что-то... - Она смотрит на меня пристально. Глаза у нее такие же, как у дочери. Только Вера смотрит вниз... Да, вниз...
- Событие, - говорю я спокойно.
- Дождалась, - как-то слишком громко говорит Абношкин. - А Верка-то нарядилась?
- Нарядилась, нарядилась, - смеется мать и смотрит на меня.
- А Шулейкин, дружок твой, пришел?
- Пришел, пришел, а как же, - говорит мать. - Может, и ты зайдешь поглядишь. Да у тебя самого гости.
