- Так просил Деннен?
- Да.
- Странно, шантажисты обычно не любят крупные банкноты, они предпочитают десятки и двадцатки.
- Да, я тоже удивился этому обстоятельству, но он так и сказал:
тридцать сотенных. Это я вам сообщил о трех тысячах, на нормальном языке. Повторять его жаргон я вовсе не собираюсь.
- Ладно, вернемся к вам. Что вы сделали после звонка в банк?
- Я решил позвонить Маделин, чтобы сообщить ей, что договорился с Денненом и вечером принесу ей брачное свидетельство, которое она сама сможет уничтожить.
- Вы дозвонились ей?
- В том-то и дело, что нет. Она не снимала трубку. Я позвонил в регистратуру отеля, а мне сказали, что она не покидала номер. Я решил, что она заснула от волненья, и подумал, что позвоню позже.
- И куда вы отправились?
- Никуда, - ответил Краудер. - Я гулял по парку, стараясь привести свои мысли в порядок. Через каждые четверть часа я звонил Маделин, но она не снимала трубку. Я не желал тревожить ее личным появлением в отеле, тем более, что она не хотела, чтобы я компрометировал ее своим появлением там. До поры до времени мы решили скрывать свои отношения от всех, пока не поженимся.
- Это была ее инициатива?
- Конечно. Ведь она носила траур по умершему мужу. Я прекрасно понимаю ее чувства.
Мейсон хотел что-то сказать, но воздержался.
- И что было дальше?
- Я так и не дозвонился до Маделин. Подошло время, когда с обеда открывался банк и я отправился туда, чтобы не опоздать на встречу с Денненом.
- А дальше?
- Дальше вы все знаете. Как говорили свидетели, так оно и было.
- Вы не искали брачное свидетельство, не жгли его?
- Нет, я там ни к чему не притрагивался. Я понятия не имею, кто устроил погром, но он произошел ночью или утром, поскольку сам Деннен обвинял в нем меня.
- Хорошо. И как вы полагаете развивались события?
- Я не знаю, - честно ответил Краудер. - Я много думал об этом и знаю только одно: пистолет был у Маделин. Значит, не ведая, что мы договорились, она, доведенная до полного отчаяния из-за этих событий, застрелила бывшего мужа. Он действительно мерзавец редкостный, послушали бы вы только его речь. Я не знаю как все было, но могу предполагать, что Маделин, как любой нормальный человек, не погрязший в преступности, растерялась и испугалась содеянного. Она полагала, что если заметет следы, никто ее не заподозрит. К сожалению, она сделала это неумело. Но я не могу допустить, Мейсон, чтобы ее осудили. Вы понимаете, что в ней бьется моя жизнь? Моя жизнь! И если ее осудят, мне незачем жить. Я покончу с собой, Мейсон, клянусь вам в этом.
