Занавес начинает закрываться и его пиздят две замысловатые женщины в телогрейках.
АЙБОЛИТ 666
Доктор Aйболит подозвал к себе утку
и тихо сказал ей на ухо :
- Чари-бари, чавчам.
К. И. Чуковский.
29-ого января 187О-го года, в полдень, в жаркой-жаркой Африке, в центральной ее части, в шикарном кабинете собственной клиники заперся на ключ и пил мате доктор Айболит ( d-r Ablyt ).
Измученный сиестой и постоянными провалами в памяти, он занимал свое место разными небылицами. Пытался вспомнить, догадаться хотя бы, как жить дальше: жить дальше следует используя и продолжая свои прежние занятия. В чем они заключались? Не знаю, не знаю... Порылся в карманах: таблетки, кусачки и стреляные гильзы... Что за намеки?
Позвонили по селектору:
-В приемном покое вас ожидает корова.
Мысли у Айболита путались. Наудачу он ответил:
-А в моем кабинете вас ожидают неприятности.
По селектору повторили:
-В приемном покое вас ожидает корова.
Мысли у Айболита приняли более четкий вид, и он высказал сиюминутное соображение, как всегда полагаясь на авось:
-Корова дает молоко, но не дает покоя.
В селекторе как заладили:
-Вас ожидает корова. В приемном покое.
-Оставьте ее в покое, - принял решение Айболит и выключил селектор.
Айболит старел. Память о том и о сем накатывала на него непостоянно и избирательно, но воля мужчины, воля ученого заставляла его исследовать, догадываться, строить предположения, производя логические операции, блуждая по воздвигнутым когда-то им же самим корпусам, разглядывая какие-то хитрые приспособления, таинственные и неработающие, как Египетские пирамиды. Сам Айболит иногда ассоциировался у себя с человеческой цивилизацией.
С тех пор, как рухнула Вавилонская башня его сознания ( когда-то Айболит полагал это делом времени, потом - делом нескольких секунд. Теперь он думал: "Это мое дело".) он мог воспринимать окружающий мир, лишь вслушиваясь в собственные слова, обращенные к окружающим. Эти слова брались невесть откуда, они несли смысл и радость, они нравились Айболиту, и он ждал их. Вот опять забыл, как он в прошлый раз заставил их быть произнесенными.
Он огляделся вокруг. Он, оказывается, давным-давно вышел из кабинета ( не беда - возвращался он туда инстинктивно ), и, в окружении мужчин и женщин, шел мимо белоснежных коек, насестов и конур.
Его взгляд упал на неизлечимо больную макаку-резуса.
"Корова", ужаснулся он. Беспорядочные мысли, смутные страхи ( боязнь оранжевого, на этот раз ) не давали ему прислушаться к обстоятельным, но лаконичным репликам, берущим начало у его уст.
