— Не зря фантасты всегда мечтали о воздушном транспорте, — сказал он, пока мы поднимались в лифте. — Вот доживем до флаеров и всяких там аэротакси — легче станет!
— Оптимист, — вздохнул я.
— Доживем, доживем, — Дима был в приподнятом настроении. — Прогресс человеческий движется по экспоненте! Вспомни, сто лет назад автомобиль был редкостью, самолет — чудом, а сейчас?
— Ну, чудом, допустим, самолет уже не был…
— Был, был, — Дима не отступал. — А компьютеры? О них и помыслить никто не мог! А пенициллин? А телевидение? Космические полеты? Человек способен на многое, Андрей!
Спорить я не стал. В принципе я был совершенно согласен, что человек способен на многое, но именно это и ввергало меня в сомнения — появятся ли на Земле летающие машины и прочие добрые чудеса?
Профессор сам открыл нам дверь и с живейшим любопытством уставился на Диму.
— Проходите, проходите, дорогой мой феномен, — с доброжелательной улыбкой сказал он. — Чай, кофе?
Холостяком профессор не был, более того — женат был уже третий раз и от каждого брака имел детей. Однако сейчас его очередная супруга, она же — его бывшая студентка, отдыхала где-то на море, и квартира профессора стремительно обретала внешность холостяцкой берлоги.
— Феномен не хочет пить, — мрачно сказал Дима. — Но спасибо за гостеприимство.
— Кра туапа? — спросил профессор и склонил голову на плечо, наблюдая за Димой.
— Чего? — спросил Кабайлов.
— Понятно, — профессор кивнул. — Ну проходите, проходите…
— Вы узнали, что это за язык? — занервничал мой друг. — Вы научились на нем разговаривать?
Профессор смутился.
— Пройдемте… давайте сядем за стол.
Мы прошли на кухню и сели. Пётр Семёнович налил себе и мне чаю, стал размешивать ложечкой сахар.
— Профессор?
— Сейчас… я формулирую… — он вздохнул. — Ужасно трудно вести беседу, когда не куришь, когда у тебя нет очков, когда перед тобой не лежит раскрытый блокнот…
— Нечем занять паузу? — улыбнулся Дима.
— Именно, — признался профессор. — Когда-то я курил, у меня были очки, а про мой блокнот студенты слагали легенды… Но потом с курением я завязал, очки сменил на линзы, а блокнот… давно уже ничего туда не записывал. Понимаете, Димочка, я не могу дать вам ясного ответа. Что это за язык? Не знаю. Есть легкое сходство с санскритом. Есть легкое сходство с арамейским. Но я и с русским языком сходство могу найти! И с английским! Уверен, если поищу — то и с латынью, и с греческим! Что это значит?
— Что? — зачарованно спросил Дима.
