- Пить нада! Хорошо будет. Башка веселый будет.
Жиляй с сомнением взял в руки деревянный сосуд, хлебнул. Сморщился. Запустил пальцы в чашку. Поднес к огню бесформенный ослизлый кусок.
- Гриб! - подбадривало существо. - Хорошо!
- Так то ж мухомор! - крикнул Жиляй и плюнул в траву.
- Все пьют! Все башка веселый!
Цыган оглянулся. Возле костра действительно толпились "менквы", "олени", "глухари", "утки" и иные ни на что не похожие твари и, приплясывая на месте, пили из таких же деревянных чаш.
Тогда Жиляй залпом опрокинул в себя мухоморную жижу и с отчаянной бесшабашностью бросил оземь свою многострадальную шляпу...
Караульщик потерянно топтался у входа в капище, не сводя глаз с освещенной костром поляны, где вовсю шло веселье. Гудение струн, сипение свирелей, крики людей и треск углей, скачущие фигуры в причудливых одеяниях, отбрасывающие гигантские тени, - это зловещее действо тревожило сердце одинокого стража, и он то и дело воинственно потряхивал копьем, словно сам собирался пуститься в пляс.
Среди сонма топчущихся и скачущих возле священного кедра уже невозможно было разобрать отдельные фигуры. Только красная рубаха Жиляя мелькала то там, то здесь. Маска сбилась, из-под нее торчала спутанная борода. Цыган откалывал вприсядку, по временам зычно выкрикивая: "Эх, жизнь копейка! Голова - наживное дело!" И снова пропадал в гуще беснующихся...
Когда с краю толпы отделились двое - "журавль" с отчетливо выделяющейся в свете костра деревянной "шеей" и невысокий "менкв", караульщик почтительно отступил в сторону от входа и пропустил обоих участников пляски в капище. Присел на корточки, опершись на копье.
Веселье мало-помалу начинало угасать. В костер давно уже не подбрасывали хворост, и он стал оседать, сгоревшие дрова и ветви рассыпались, угли тлели в траве.
Страж поднял голову - над краем леса едва заметно посветлело, поблекли звезды. Крики и гудение струн слились в монотонный гул, постепенно сходивший на нет. Одна за другой от костра, пошатываясь, брели фигуры в масках, шкурах и колпаках, скрывались в чумах и землянках.
И вдруг караульщика словно подбросило. К нему направлялся "журавль", голова его свесилась набок, клюв уныло колебался, словно подбирая просыпанное зерно.
Страж вскинул копье, загородил вход. Из прорези малицы высунулась седая голова Воюпты. Он с усталой злостью бросил:
- Уйди!
Караульщик отскочил в сторону, с задумчиво-недоуменным выражением уставился на шкуру, закрывавшую дверной проем. И тут же его снова точно в грудь толкнуло - из землянки послышался душераздирающий вопль.
