— Вы хотите сказать, что там, в Англии, имея всего лишь степень бакалавра, выпускник колледжа может заполнить бланк о своем доходе? недоверчиво спросил я.
— Особенно, если он специализирован по отчетности, — заверил Олдисс.
Я услышал покряхтывание, позванивание и поскрипывание спускающегося из цветочных комнат лифта. Я вздохнул тайком с облегчением. Если этот доисторический лифт сломается окончательно, Жирный больше никогда не сможет подняться к себе в спальню в конце зала на третьем этаже, не говоря уже о цветочных комнатах. Лифт остановился, дверь открылась и с грохотом захлопнулась.
Передвигаясь по-человечьи, вошла пивная бочка и остановилась, недовольно уставившись на нас.
Я знал, что происходит в когда-то великом уме. В его офисе три незнакомца. Если он не проявит осторожность, положение может ухудшиться до такой степени, что его заставят работать. Какое-то мгновение я опасался, что он повернется и уйдет. Эта одна из самых ребячливых выходок, которая вынуждает меня относиться скептически к общему состоянию его рассудка.
— Арчибальд, — пробормотал он, — что это значит? Ты намерен побеспокоить меня?
— Нет сэр, — быстро ответил я. — К вам три клиента. Мистер Олдисс, мистер Браннер, мистер Кларк. Все по имени Чак.
— Чарлз, — прорычал Олдисс.
Жирный сердито посмотрел на меня.
— Клиенты? Ты считаешь меня придурком? У нас столько лет не было клиентов.
— Да, сэр, — согласился я.
Он посмотрел на этих троих, поднял плечи на полдюйма и опустил их. Кивнул вместо приветствия — голова двинулась на два дюйма — что для него равносильно почти поклону.
— Джентельмены — представил я, — это мистер Койот, э… то есть Лобо. Э… я хочу сказать, мистер Динго. Нет — нет, не подсказывайте. Шакал?
Жирный снова сердито посмотрел на меня.
— Лысик, — сказал он, — к сегодняшнему дню твой ум скатился на порог маразма. Я еще помню время, когда у тебя были волосы и ты держал в голове такие сведения, как сколько денег украл Тай Кобб в 1910 году. Почему — никак не могу понять.
Он прошел за свой стол к единственному во всем мире креслу, в котором может удобно разместиться одна седьмая тонны его веса.
С надеждой посмотрел на пресс-папье на столе — кусок окаменевшего дерева, которым когда-то человек по фамилии Дагген воспользовался, чтобы размозжить голову своей жене. Почты под ним не было. Сейчас, когда марки на одно письмо стоят сотню псевдо-долларов, кому вздумается писать письма?
Он протянулся к вделанной в стол кнопке и позвонил — один длинный и один короткий звонок — его сигнал на кухню, чтобы принесли пива.
