— А как же, — подтвердил другой. — Неужели вы думаете, что только у вас там настоящие доктора и они могут вылечить любую болезнь? Будь так, никто бы не умирал. Болезнь — это болезнь, доктор — это доктор, а человек, которому предопределено умереть, умрет, как бы его ни лечили. А вам советую — убирайтесь отсюда подобру-поздорову.
— Не хочу, не хочу, — снова расплакалась О-Тоё, сотрясаясь всем телом. — Никуда не пойду, здесь останусь!
— Передай корзину с лекарствами, — сказал Ниидэ, строго поглядев на Такэдзо.
Тот стоял у порога и, сжав кулаки, с ненавистью поглядывал на молодых людей. Услышав приказание Ниидэ, он вздрогнул и подвинул корзину к Нобору.
— Успокойся, О-Тоё, — сказал один из мужчин. — Мы рядом и не допустим, чтобы хоть волос упал с твоей головы. А если понадобится, и жизни не пожалеем.
— А как же, — подтвердил второй. — Жизни не пожалеем.
Ниидэ передал хозяйке пропитанный мазью пластырь и бутылочку с микстурой. Подробно объяснив, как ими пользоваться, он сам наложил пластырь. О-Тоё мгновенно успокоилась. Трудно было поверить, что минуту назад она плакала навзрыд.
— Учти, — сказал Ниидэ, глядя в упор на хозяйку заведения. — Если приведешь к ней хоть одного мужчину, сообщу в полицию.
— А чего мне бояться? — возразила она. — Вины моей нет. А если она пожелает с кем-нибудь переспать, ее дело. У меня нет времени целый день за ней присматривать.
— Не прикидывайся. Со мной это не пройдет.
— Но она ведь тоже человек. Не могу же я посадить ее на цепь! — ответила хозяйка, и обернувшись к молодым людям, сказала: — Спасибо за труды, Тэцу и Канэ. Идите и не беспокойтесь.
Они вышли, но с улицы еще долго доносились их смех и брань в адрес Ниидэ. Нобору заметил, как налилось кровью лицо Такэдзо. Однако Ниидэ спокойно повторил свои указания насчет пластыря и микстуры и, сказав, что через десять дней зайдет, вышел наружу.
Из Микуми они отправились в Ситая, зашли к бывшему торговцу мукой, потом к богатому аристократу Мацудайре. В течение всего пути Ниидэ буквально не закрывал рта.
— Нет на свете существа более благородного, прекрасного и чистого, чем человек, — внушал он Нобору. — И нет на свете существа более злобного, грязного, тупого и алчного, чем человек. Хозяева увеселительных заведений живут на деньги, которые для них зарабатывают продажные женщины. Я не стану утверждать, добро это или зло, но раз они живут за счет этих женщин, они должны создать для них хотя бы минимальные условия существования. На деле же происходит не так. Хозяева выжимают из них все соки, но стоит такой женщине заболеть, они ее практически не лечат, а, подкупив квартальных врачей, по-прежнему заставляют принимать клиентов, а когда она окончательно теряет силы, ей не дают не только лекарств, но и пищи. Другими словами, преспокойно дожидаются ее смерти. Какая безжалостность, какая жестокость! Безусловно, не все хозяева увеселительных заведений таковы, но примеров хоть отбавляй. Ведь не зря три женщины бежали оттуда в нашу больницу. А чем лучше хозяйка заведения в Микуми, куда мы заходили сегодня? Поверь, я не отвергаю проституцию, как таковую. Пока у человека сохраняется чувственное желание, оно совершенно естественно порождает необходимость его удовлетворения. И уж если считать проституцию безнравственной, то надо прикрыть и харчевни, и чайные домики. К примеру, чем лучше обжорство? Ведь оно противоречит естественным нормам приема пищи. Обжоры лакомятся деликатесами, которые чрезмерно возбуждают аппетит.
