, которыми в ту пору увлекались все его знакомые.
Его упорство в конце концов смягчило сердце О-Наки, и она пообещала выйти за него замуж, как только окончится срок найма. Сахати не раз выражал желание познакомиться с ее родственниками, но она упорно отказывалась.
— Я не могу сейчас тебя с ними знакомить, потерпи до женитьбы, — говорила она.
Она, видите ли, не хотела, чтобы он узнал, в какой бедности живут ее родители. На самом же деле причина была совсем иная.
Спустя год они поженились. По просьбе Сахати его хозяин отправился к владельцу лавки «Этитоку» сватать О-Наку. Вначале тот состроил кислую физиономию, но, когда ему пообещали, что все долги будут выплачены, согласился.
Молодожены сняли дом в Ямадзаки и зажили счастливой жизнью. Так минул год. Сахати души не чаял в жене и, казалось, с каждым днем сильнее влюблялся в нее.
— А потом в конце февраля случился пожар, — тихим голосом продолжал Сахати. — Он начался в полдень. Я выскочил из мастерской и помчался к дому, но не смог даже близко подойти — горела вся округа от Ямадзаки до моста Асакуса.
Сахати потянулся к чашке и сделал большой глоток.
Словно помешанный, он бегал повсюду, разыскивая О-Наку. Он даже не знал, что в тот день сгорела дотла мастерская, где он работал. Он был уверен, что О-Нака спаслась. Женщина молодая, сильная — она без труда могла выскочить из горящего дома. Сахати бегал от одной толпы погорельцев к другой, звал ее, но все было напрасно. По счастью, район Санъя, где был дом ее родителей, остался невредим, и Сахати отправился туда. Он побывал там лишь однажды после женитьбы, а вообще старался не заходить, поскольку О-Нака этого не желала. Хотя он каждый месяц отправлял родственникам жены деньги, они встретили его холодно. «О-Нака сюда не приходила», — ответил ее отец.
— Они обращались со мной так, будто я насильно увел их дочь, — сказал Сахати и тяжело вздохнул.
Ни жить, ни работать ему было негде: после того, как мастерская сгорела, хозяева уехали в деревню. Сахати поселился у приятеля и уже с полмесяца бродил по пепелищам, заходил в бараки, где временно поселили погорельцев, но О-Наки нигде не было. Теперь он окончательно поверил, что она сгорела, и совсем пал духом.
— В «Барсучьи норы» я переехал в июле того года, когда потерял О-Наку, — глядя куда-то вдаль, продолжал Сахати. — Друзья помогли мне открыть там мастерскую, я стал работать, сам получал заказы и сам доставлял готовые вещи заказчикам. Бездумно жил, питался в харчевнях, не утруждая себя даже приготовлением пищи.
