— Не забывай, что тогда ей уже исполнилось восемнадцать, — перебил его Мори. — Именно поэтому она так спешила. У тебя на уме была только учеба, а для девушки, которой стукнуло восемнадцать...
— Перестань! — вскричал Нобору, тряся головой. — Слышать больше о ней не хочу. Ведь она вступила в незаконную связь с учеником отца и сбежала с ним из дома!
— Понимаю, — с ехидцей произнес Мори, — ты ревнуешь. Но послушай меня и не сердись. Если нет в тебе прежней любви к Тигусе, прости ее. Ведь родители из-за тебя порвали с Тигусой, а у нее должен родиться ребенок — она нуждается в помощи матери, да и господин Амано мечтает о внуке. Теперь все зависит от тебя. Не будь таким безжалостным, смени гнев на милость — и ты поможешь соединиться семье.
— Масао именно ради этого приходила ко мне?
— Не только. Она еще хотела посоветоваться, как тебя вызволить отсюда. Ведь это не Амано, а твой отец постарался определить тебя в больницу Коисикава. После того, что случилось с Тигусой, он боялся, как бы ты не натворил чего-нибудь непоправимого, и решил подержать здесь, пока ты не успокоишься. А господин Амано с самого начала был против. По его мнению, длительное пребывание в этой больнице повредит тебе, поэтому он по-прежнему хлопочет о твоем новом назначении и намерен поскорее вызволить тебя отсюда. Он даже готов встретиться с тобой, если ты не против, — сказал Мори и с веселой улыбкой добавил: — Кстати, учти: Macao умная, сообразительная и симпатичная девушка. Ей скоро семнадцать, и она проявляет необычайную заинтересованность в твоей судьбе.
6
В ту ночь Нобору не сомкнул глаз. И не потому, что был слишком возбужден — воспоминания о прошлом и какая-то тихая грусть гнали от него сон. Впервые за последние годы перед глазами всплыл далекий и такой милый образ девушки. Она виновато глядела на него, будто просила прощения. В ту пору ему казалось, что Тигуса еще сама не знает, чего она хочет, живет как дитя, не ведая тревог, и еще не созрела для замужества, представляя его делом далекого будущего. «Должно быть, я по привычке воспринимал ее именно так и проглядел, что она уже не ребенок, а взрослая женщина. Обрати я в свое время на это внимание, конечно, женился бы на ней до отъезда в Нагасаки, и наша жизнь потекла бы совсем по-иному, — бормотал он, ворочаясь под одеялом.
А он по-прежнему видел в ней беззаботную девчушку, в которой еще не пробудилась любовь, потому-то столь болезненной оказалась душевная рана, нанесенная ее предательством — оно было как гром среди ясного неба.
