В Севастополь прибыли под вечер. День был воскресным и особых забот пока не предвиделось. Мичмана Непрядов отпустил до понедельника домой, старшин разместил в казарме учебного отряда, сам же устроился в гостинице, располагавшейся в центре города.
Приняв в номере душ и переодевшись в специально прихваченный с собой белый китель, Егор отправился гулять по городским площадям и улицам. А ведь сколько лет он мечтал об этой минуте! И вот она пришла, взбудоражив Егорово воображение и память. Непрядов не спеша брёл, куда глаза глядят и нарадоваться не мог великолепию прекрасного южного города, где проходило его младенчество, когда он только-только начинал познавать и запоминать раскрывавшийся перед ним мир. Теперь он видел этот город уже глазами взрослого человека, которому нестерпимо хотелось хоть на мгновенье вернуться в своё прошлое. Егор узнавал город именно таким, каким тот виделся ему в мечтах и на фотографиях: нисходящая к морю панорама белокаменных кварталов, подёрнутые сиреневой дымкой дальние холмы, и над всем этим удивительно чистое и тёплое небо, под которым особенно уютно было его остуженной полярной душе.
Своим расположением и контурами город во многом напоминал гигантский линейный корабль, вставший на вечном приколе между сушей и морем. Террасы на холмах палубами спускались к воде и белоснежные дома на них казались корабельными надстройками. Даже крутые спуски лестниц представлялись прямым продолжением корабельных трапов. Было в здешнем пейзаже и что-то неуловимо родственное от суровой Майва-губы. Вероятно, такое ощущение возникало от присутствия в гаванях боевых кораблей и мелькавших повсюду среди гражданского населения военных моряков.
Ноги сами собой несли его к тому месту, которое наиболее отчетливо врезалось в память. Миновав тенистый «Примбуль» с его экзотическим аквариумом, Непрядов оказался на широченной площади Нахимова. За ней виднелась белая колоннада Графской пристани и мраморный столб, взметнувшийся поблизости от берега из воды. Прежде всё это представлялось более величественным и значимым, в ореоле славных дел великих предков, а теперь же казалось вполне обычным и доступным. Но за далью прошедших и прожитых лет яснее виделось простое истечение его собственной судьбы, начинавшейся на этом самом месте.
Не устояв перед искушением, Непрядов решился пересечь площадь перед пристанью именно в том направлении, как это было в далёком знойном июне сорок второго года. Помнится, мать вела его за ручку. Поблизости оглушительно били в небо зенитки, и тревожно, с надрывом гудел стоявший на рейде большой пароход, поторапливая спешивших к нему беженцев. Неподалёку разорвалась бомба. Послышались истошные вопли, стоны. Бросив узел с вещами, мать подхватила Егорку на руки и побежала к белым колоннам арки, где столпилось множество людей.
