В коридоре главного комиссариата Сейф подошел к Махмуду. Сейф хотел понять, что же произошло на самом деле.
— Иди своей дорогой, сопляк! — ответил ему Махмуд.
Он сопел, как бык.
— Ты же все смекнул, пидор, малявка. А?
До Сейфа никак не доходило.
— Ты все усек своими мозгами, молокосос? Вали, откуда пришел. Вали-вали, трахай в тепле студенточек и не доставай нас больше.
Сейф двинул Махмуда кулаком по физиономии, после чего колено Махмуда врезалось ему между ног.
— Я повалился ничком. Он принялся пинать меня, фыркая, как лошадь. Башка у меня лопнула, как бомба. Он вздернул меня на ноги и прислонил к стене.
Кровь каплями стекала на холодный кафельный пол комиссариата. Махмуд, озираясь, удерживал Сейфа стоймя, смяв в кулаке окровавленный воротник его рубашки.
— Слушай, кретин малолетний: Суисси не покончил с собой, — проворчал Махмуд. — Кто-то влепил ему пулю в голову, потому что Суисси хотел его заложить. А если ты не заткнешь глотку, тебя тоже самоубьют. Самоубийство — это для наружного применения. Понял, да? Ну-ка скажи, что понял, педик!
Что бы там ни думал Махмуд, Сейф соображал быстро. Он перестал бывать в главном комиссариате.
Когда того требовала обстановка, он вместе с другими принимал участие в ночных зачистках на окраинах города. Он старался не оказываться рядом с Махмудом. Теперь они питали друг к другу глубокую ненависть, передавшуюся от Махмуда остальным членам бригады. Сейф не играл в их игры. Он не мешался в дела своих коллег, в дела, стоившие Суисси жизни, в дела, которыми кормилась большая часть личного состава главного комиссариата.
Коррупция расползалась по Цирте, как гангрена. Она захватывала и территорию города. Из-за ремонта или возведения новых зданий улицы Цирты делались лабиринтоподобными: одна стройка сменялась другой, что давало властям возможность урвать свой кусок у строителей, жадных до новых проломов, новых туннелей, словно истинной целью бесконечного рытья земли было посеять смуту, нагромоздить на стройплощадку целые горы грунта и расчетливо прибавить к первородному хаосу хаос рукотворный. И война была точно такой же неогороженнойстройплощадкой, которую вот-вот завалит ее же собственными насыпями и отвалами почвы. Никто и никогда не отдаст распоряжения прекратить строительство. Никто никогда не расчистит площадку. В этом Сейф был убежден.
Сейф проводил время в обществе Джамилы, частенько расстегивавшей ему штаны. Университетские парки полнились безмятежным светом весны. Гигантские эвкалипты тянули вверх и в стороны свои ветви и рисовали на небе охристо-зеленые фигуры, изменчивые, как языки пламени; дубы и мастиковые деревья соперничали друг с другом в толщине и крепости, шелестели тягучей жалобой, напоенной ароматами амбры: по цветам с пестиками, упившимися жарой, отягощенными красновато-коричневой с золотистым отливом пыльцой, порхали бабочки. Шмели летели к поточным аудиториям, учебным комнатам, столовой.
