Мурад услышал, как голос отчетливо произнес:
— Лучший из миров был бы компромиссом между ульем и клубком гадюк.
Пожалуй, сам он стал бы трутнем. Или гадюкой. Он не избежал рокового притяжения и, как все они, склонялся в сторону зла, сейчас ничто не удерживало его от падения, и он мечтал об улье, где они исполняли бы заранее назначенные роли, где правила, установленные задолго до их появления на свет, соблюдались бы, хотя никто и не подозревал об их существовании и смысле; однако по ночам гадюки сползались в его кошмарные сны, тогда, весь в поту, он просыпался и набрасывался на лист бумаги, писал и писал, выпускал целые вереницы слов, как ему казалось, не связанных логически, однако, перечитывая написанное по прошествии многих дней, он находил в нем смысл, который задавали слова, сцепляясь друг с другом на странице помимо его желания, и листки накапливались по мере того, как из ночи в ночь сменяли друг друга о кошмары, под диктовку женщины, которую подгоняло то ли время, то ли обманутый муж, решивший предать ее смерти на рассвете.
— Вы преувеличиваете! — воскликнул майор.
— Не так уж сильно, — парировал Мурад. — Приглядитесь-ка, чего они хотят!
— Кто?
— Воины Аллаха, — насмешливо сказал Мурад.
— И чего же они хотят? — спросил майор Смард, изобразив заинтересованность.
— Порядка, — обронил Мурад и снова подошел к окну.
Майор Смард, повернув голову, следил за ним глазами.
— Но поступают они совсем иначе.
— Так значит, вы ничего не поняли! — запальчиво выкрикнул Мурад. — Им не больше моего хочется, чтобы продавец сигарет стал властителем умов. Но только они тоже больны. Больны куда серьезнее, чем думают.
— Чума, — сказал я. — Древняя чума.
— Вы их, кажется, любите, — заметил майор Смард.
— Я их ненавижу, — ответил Мурад.
Я декламирую:
— Наш город, сам ты видишь, потрясен ужасной бурей и главы не в силах из бездны волн кровавых приподнять. Зачахли в почве молодые всходы, зачах и скот, и дети умирают в утробах матерей. Бог-огненосец — смертельный мор — постиг и мучит город. Пустеет Кадмов дом, Аид же мрачный опять тоской и воплями богат.[17]
Все молчали. Снаружи солнце время от времени исчезало за трепещущими эвкалиптами. Комната качалась от света к мраку и от него — к полутьме.
— Крыло трагедии простерлось над нами, — сказал наконец Мурад.
— Вы ошибаетесь, — возразил майор тайной полиции. — Наше государство крепкое. Оно сопротивляется. Каждый день наши люди выходят на бой с опасностью и отражают ее атаки.
