Но главное все же — Билл. Ему хоть раз в жизни приходилось забить гвоздь или перетаскивать ковер? Нет. Будучи писателем, он всю жизнь до сегодняшнего дня только сидел и сидел. К встрече с этим Домом Ужасов — подходи-налетай, цена — копейка, не скупись-покупай! — он был готов не больше, чем она сама. Как же ему удалось за одну ночь так перемениться, чтобы наброситься на этот дом, вцепиться в него зубами и ногтями? Ответ напрашивался сам собой. Он любит Мэгги. Это будет ее дом. Остановись они на одну ночь в какой-нибудь пещере, он сделал бы то же самое. В любом месте хорошо, если Мэгги рядом.
Мэгги закрыла глаза. Все замыкалось на ней самой. Она была катализатором. Без нее он сидел бы на месте и никогда не взялся бы за эту работу. А она сама весь день чувствовала бы себя потерянной. Весь секрет был не в Бесс или Уильяме, а в самой любви. Любовь всегда подвигала на труд, будила энтузиазм. А раз Уильям трудился, чтобы сделать ее счастливой, почему бы и ей не сделать того же для него? Любовь всегда что-то где-то строит. Иначе она угасает. Всю свою совместную жизнь вы строите — строите себя, строите дома, растите детей. Если один останавливается, другой подхватывает импульс. Но тогда получается лишь половина всего строения. В конце концов оно рассыпается, как карточный домик.
Мэгги посмотрела на свои руки. Извиняться теперь перед Биллом было бы неудобно и лишне. Как же тогда все устроить? Так же, как ты все расстроила. Тот же процесс, только наоборот. Все было не так, когда тебе случалось разбить вазу, порвать занавеску или оставить книгу под дождем. Ты исправляла это, склеивая вазу, зашивая занавеску, покупая новую книгу. Это было в порядке вещей. Ее неудачи с этим домом были из разряда вещей в беспорядке: нерасторопность рук, нехотение в глазах, безжизненность в голосе.
Она подмела пыльный ковер, залезла на стремянку, начистила медный канделябр; потом, обуреваемая переполнявшей ее великой идеей, принялась подметать коридоры. Она представила этот дом законченным. Отчищенные от грязи старинные вещи, роскошный и теплый колорит. Сияющая медь, отполированное дерево, светлые люстры, ковры цвета свежесрезанной розы, сияющее воском пианино, старинные масляные лампы, переделанные в электрические, заново окрашенные резные перила ручной работы и солнце, льющее свет сквозь высокие разноцветные окна. Как в другом веке. Друзья будут танцевать в просторной бальной зале на четвертом этаже, освещенной восемью огромными люстрами. В нем будут старинные музыкальные автоматы, в барах — старое вино, и весь дом будет наполнен мягким теплом, словно ароматом изысканного хереса. Это займет время, у них совсем мало денег, но, может быть, через год…
