- Дед ваш - достойный старик, какого только я знала, он ангел-хранитель нашей семьи, - да помянет он меня в своих благих молитвах!
Я не мог вымолвить ни слова, губительный яд, вошедший в меня с ее поцелуем, кипел и горел во всех моих жилах, во всех моих нервах.
Вошла фрейлейн Адельгейда; неистовство внутренней борьбы прорвалось потоком горячих слез, которых я не мог удержать. Адельгейда с удивлением и скептической улыбкой посмотрела на меня, - я готов был ее убить. Баронесса протянула мне руку и с неизъяснимой нежностью сказала:
- Прощайте, милый друг! Прощайте! Навеки! Помните, что, быть может, никто лучше меня не понимал вашей музыки. Ах! Эти звуки будут долго-долго отзываться в моей душе.
Я принудил себя сказать несколько бессвязных вздорных слов и опрометью бросился в свою комнату.
Старик мой уже спал. Я остался в зале; я упал на колени, я громко рыдал, - я призывал имя возлюбленной, одним словом, предался всем дурачествам любовного безумия, и только громкий окрик пробужденного моим беснованием деда: "Тезка, мне сдается, что ты рехнулся или опять сцепился с волком? Проваливай в постель!" - только этот окрик загнал меня в комнату, где я улегся спать, твердо решив грезить во сне только о Серафине.
Дело было за полночь, когда я, все еще не уснув, заслышал голоса, беготню и хлопанье дверей. Прислушиваюсь - и до меня доносятся приближающиеся шаги по коридору; дверь в залу отворяется, и вот уже стучат к нам в комнату.
- Кто там? - громко спрашиваю я, тогда за дверью заговорили:
- Господин стряпчий, господин стряпчий, пробудитесь, пробудитесь!
Я узнал голос Франца и когда спросил: "Уж не пожар ли в замке?" - дед проснулся и закричал:
- Где пожар? Где опять объявилось проклятое бесовское наваждение?
- Ах, вставайте, господин стряпчий, - упрашивал Франц, - вставайте, господин барон требует вас к себе.
- Что надобно от меня барону? - спросил дедушка. - Что ему от меня надобно в ночную пору? Разве он не знает, что вся юриспруденция отправляется на покой вместе со стряпчим и так же хорошо почивает, как и он сам?
- Ах, - вскричал Франц в тревоге, - дражайший господин стряпчий, да подымитесь, ради бога, - госпожа баронесса при смерти!
С воплем ужаса вскочил я с постели.
- Отвори Францу дверь! - крикнул дед; обеспамятовав, я сновал по комнате, не находя ни двери, ни замка. Старик принужден был мне пособить; Франц вошел, бледный, со смятенным лицом; он зажег свечи. Едва мы накинули платье, как услышали в зале голос барона:
