— А добрые духи вас берегут? — спросил он.
Юцинеле не без удивления покосилась через плечо.
— Добрых духов не бывает, — сказала она.
Маг слабо улыбнулся, глядя в бледное от жара небо, но серая кобыла споткнулась, и ему вновь пришлось судорожно вцепиться в луку седла.
— Никаких духов не бывает, — выдохнул он. — Это всё суеверия…
Неле приподняла бровь. «Блажной», — выразилось на её лице. Но, впрочем, мнения о Лонси она уже была такого, что тот мог нести что угодно — хуже не стало бы.
— Шуе… что? — переспросила она, припрятав насмешку.
— Везде люди верят в духов, бесов, богов… — сказал Лонси вполголоса, оглядываясь. — Потом приходят арсеитские проповедники и пользуются этим.
— Кто приходит?
— Арсеиты. Те, кто верит в Арсет. А… наверно, до вас они ещё не добрались. Они живут в южных городах и в Уарре.
Неле открыла рот — и закрыла.
«Уарра до нас добралась», — подумала она.
— …и всё вещают о защите и милосердии, — не без презрения продолжал Лонси, — а сами…
И осёкся, когда взгляд его упал на Неле. Та опустила голову так низко, что тенями выступили лопатки под пропотевшей рубахой. Потом выпрямилась, точно шест проглотив. Лицо её окаменело.
Лонси испугался. От робости он некоторое время молчал; потом, отчаявшись, помотал головой и окликнул тихонько:
— Неле. Не-ле…
— Что? — сухо отозвалась горянка.
— Что… — растерянно сказал маг, — что с тобой? Я что-то… не то, да?.. прости…
Девушка помолчала.
— Был Таян Верхний и Нижний, — наконец, хмуро сказала она. — А теперь только Верхний ошталша.
— Почему? — спросил Лонси.
И прикусил язык. Холодок прошёл по спине: магу отлично был известен ответ.
— Теперь там Уарра.
…Крыша здесь была не плоская, как в домах, а двускатная, островерхая — малая рукотворная гора среди великих гор Лациат. Изнутри гляделось оно непривычно: так много пустоты над головой. Вместо потолка были лишь поперечные балки, толстые брёвна от стены к стене. Уже два года в старую родильную хижину не приводили кричащих жён. Среди людей не сохранишь тайны, и хотя мёртвые были немы, а живые молчали, весь каман прознал, что здесь на свет появилось чудовище. Мужья молча собрались и выстроили новую хижину, на другой стороне долины. К этой же никто не хотел подходить, даже чтобы снять доски и брёвна, и она ветшала себе потихоньку; а потом страх поистёрся, как платье, и когда нельзя стало угонять овец на дальние пастбища, хижина превратилась в овчарню. От пола и стен до сих пор пахло мокрой овечьей шерстью…
