Там. В ущелье. Чему там блестеть? Пора стрелять? Или нет? Если она выстрелит и обвалит проход, то своими руками запрёт всех здесь, в долине, потому что обе большие дороги уже перекрыты. Если она не выстрелит, то чаары зайдут с тыла. Если она выстрелит, её обнаружат. Если не выстрелит, может, получится убежать…
Последняя мысль, пыльной тенью скользнувшая по краю сознания, подействовала как оплеуха. Неле вздрогнула и стиснула зубы. Хороша же она!
«Ааа!» — кричали далеко внизу, в долине, где бились за башню. «Ча-а-ри-кам! — выводил кто-то с глоткой как у горного демона, рёвом зачинающего лавины. — Ча-а-ри-ка-ам!..»
«Чаары — самые храбрые в горах», — когда-то давным-давно говорил Наргияс мальчишкам; Неле сидела в сторонке, как велено, и тоже слушала. «Храбрее таянцев?» — удивлялся самый юный, и Наргияс отвечал: «Да. Разве таянец ради смеху прыгнет в пропасть? А чаар прыгнет». Он, конечно, лукавил. Отучал парней от глупого удальства…
…первый чаар вышел из ущелья.
Крупный, гибкий и тихий, как барс, он переступил по камням, оглядывая пустой склон, и нырнул в тень скалы. Неле, распластавшаяся на балке у оконца, ещё миг следила за ним глазами, а потом беззвучно, бесслёзно заплакала от горя. Это слишком сильный и страшный чаар, его ни за что не убить кинжалом. Может, он даже увернётся от метательного ножа.
Второй был намного старше, с седой головой. Кажется, левая рука у него висела — раненая или высохшая. У Неле немного отлегло от сердца.
Стрелять было ещё рано.
Юнэ, старшая жена каманара, родила первенца-сына. Счастлив был Арияс — и втройне счастлив, видя, как растёт в его доме отважный воин. Но следом одну за другой рожала Юнэ дочерей, и муж охладел к ней. Когда, третья по счёту, на свет появилась Юцинеле, он перестал приходить к старшей жене. Некрасивым было дитя, и каманар решил, что Юнэ, хоть и совсем молодая, уже изрожалась. Не сыскивалось у него любви для дочерей, безразлично было, выживут они или умрут.
Однажды таянцы соревновались в искусстве верховой езды. Необъезженная лошадь взбесилась под неопытным седоком и понеслась, не видя дороги. На пути у неё стояла четырёхлетняя Юцинеле и смотрела, не шевелясь, точно околдованная.
Ей крикнули, чтобы уходила с пути, но никому и в голову не пришло выхватывать слишком глупую девочку из-под копыт. Не хочет жить — значит, такая её судьба.
Когда взмыленная лошадь оказалась совсем близко, маленькая Неле, не торопясь, отошла в сторонку — отошла, повернулась и таким же заворожённым взглядом уставилась на удаляющийся круп.
