Панфилов, не покидая кабины, приподнялся, поднес к глазам бинокль. Впереди расстилалось горное плато, покрытое сероватым ковром полыни. То тут, то там колюче кустился шиповник и барбарис.
Панфилов пристально и долго осматривал в бинокль долину, потом опустился на сиденье, недовольно сдвинув короткие брови. Шофер выждал, как ему показалось, положенное время и осторожно спросил:
— Будем трогаться?
— Погодите, — сухо ответил генерал, и в его голосе водитель уловил нотки раздражения.
Панфиловым действительно овладела досада, как только он внимательно, с профессиональной придирчивостью осмотрел плато. И не потому, что он сразу приметил на краю противоположного гребня цепочку плохо замаскированных окопов, отрытых, видимо, минувшей ночью. Ему не понравилось другое — тишина и покой, царившие в этот час на плато, хотя тактические учения уже должны были быть в разгаре.
Ему вспомнился вчерашний разговор в штабе. Утвердив план предстоящего учения, он приказал:
— Начнете без меня. Я приеду попозже.
Командир батальона Баурджан Момыш-улы>* сверкнул черными глазами и, приложив руку к козырьку, отчеканил:
— Есть начинать без вас!
Панфилову понравилось, как старший лейтенант произнес эти слова, как он, четко повернувшись, быстро и в то же время неторопливо пошел к дверям.
Когда комбат вышел, Панфилов вопросительно поднял глаза на батальонного комиссара, который почему-то задержался в комнате. Этот человек с подвижным нервным лицом и волнистой шапкой русых волос показался генералу знакомым. «Впрочем, когда долго служишь, все военные кажутся тебе знакомыми», — тут же подумал генерал, продолжая вопросительно смотреть на комиссара полка.
— Позвольте обратиться?
— Слушаю.
— Разрешите, товарищ генерал, после учений в полевой обстановке принять от бойцов присягу.
Панфилов медлил с ответом, и батальонный комиссар добавил:
— Комиссар дивизии в курсе дела. Он согласен.
— Проведете хорошо учения — примем присягу, — улыбнулся Панфилов и, считая разговор исчерпанным, протянул собеседнику руку. Батальонный комиссар, стиснув ладонь генерала, горячо произнес:
— А ведь мы давно знакомы с вами, Иван Васильевич. Логвиненко моя фамилия>*, Петр Васильевич. В Душанбе на учениях встречались. Только тогда вы были полковником, а я политруком. Помните?
Панфилов пристально вгляделся в открытое нервное лицо комиссара, и ему действительно показалось, что он припомнил его.
— Выходит, старые знакомые. Очень рад, — улыбнулся Иван Васильевич. — Со старыми друзьями сподручнее в бою.
