Газета Завтра 858 (17 2010) | страница 44
Да-с, непримиримая якобы борьба россиянских «органов» с "северокавказским подпольем" есть сюжет сугубо игровой и мифологический. "Кавказский терроризм" — это просто тщательно культивируемый и тонко используемый фактор россиянской жизни, метод контроля русского населения Росфедерации. Так сказать, творческое развитие "доктрины шока" на отеческих суглинках.
Просто организованный мозг травоядного обывателя, который еще мечтает возвести свой "островок счастья" среди миазмов гнилых россиянских болот, не в состоянии вообразить (правда, сейчас с этим уже лучше, чем в 1999-м), к чему может прибегнуть правящая группировка (мы не имем в виду Путина или Медведева — это всего лишь публичные фигуры: речь идет о реальныххозяевах, о криптидах) для решения каких-то своих стратегических или тактических задач или даже всего лишь ради создания определенной «атмосферы», благоприятствующей их решению. Обыватель, это мелкое запуганное животное современной Эрэфии, не может даже приблизиться к пониманию того, что за существа им правят, и как далеко эти существа могут пойти ради сохранения своей собственности, дивидендов и власти. Тем более что логика этих существ, их страсти, их эмоции, движущие ими мотивы, возможно, и по факту-то не вполне человеческие. Россиянское «государство» выросло и оформилось, как виноградная лоза на подпорке, вокруг двух форматирующих факторов: "Большого хапка" и Чечни. Эрэфия и Чечня (а теперь уже и весь Северный Кавказ) вот уже два десятилетия кружат вокруг друг друга, покачивая наполненными ядом хелицерами, как две "черных вдовы", и непонятно, какое из этих двух паукообразных более токсично и смертоносно для русского народа… Где вообще кончается россиянская «власть» (которая, если вы не забыли, выпестовала и вооружила т. н. "чеченских террористов") и начинаются сами эти «террористы», где кончается ФСБ, а где начинаются «бандформирования», с которыми оная служба как бы борется?
Нагнетание хаоса в России не ограничивается таинственными взрывами жилых домов. Стратегия "брутального напряга" практиковалась здесь на нашей памяти со времен "поздней перестройки". Чем, как не практической реализацией доктрины шока было тотальное разрушение потребительского рынка в перестроечном СССР? Пустые полки магазинов в 1990-м и 1991-м, сопровождаемые истошным кличем "Приватизация или смерть!" — это разве не классика "шокового жанра"? Мы знаем, как это делалось. Мы знаем людей, которые делали это «вручную», старательно создавая условия для нагнетания хаоса и последующего разрушения Советского Союза.