Мытарь Матфей оказался совсем молодым человеком, моложе всех, кто сейчас стоял рядом с Ешу: лет двадцати – двадцати трех от силы, среднего телосложения, с чрезвычайно подвижным лицом и неожиданно светлыми глазами, контрастировавшими со смуглой, желтоватой кожей лица.
Волосы бывшего мокэса были стрижены коротко, на римский манер. Борода сбрита, что тоже было не по нашему обычаю, и потому среди заросших по глаза спутников Иешуа он выделялся с первого же взгляда. И еще… Левую щеку сборщика податей пересекал страшный, вывернутый наружу рубец, в котором можно было заподозрить шрам от ножевого пореза или след от удара бича с металлическим шариком на конце. Этот физический недостаток, как ни странно, не уродовал лицо Левия, хотя от повреждения глаз его все время подергивался, словно подмигивая.
Стать мытарем – означало стать предателем. Собирать налоги со своих соотечественников в пользу Рима и не забывать о себе. Верный путь к обеспеченной старости, если, конечно, повезет до нее дожить. Человека, выбравшего работу мытаря, не стал бы лечить ни один врач, перед ним были закрыты двери любой из синагог, никто из евреев не протянул бы ему руки помощи и даже не дал бы в долг. Хоть от моего ножа не умер ни один мытарь, но клинки сикариев перерезали не одну сотню глоток вот таких вот римских прихвостней – евреев, которые забыли долг перед собственным народом.
Бывший мокэс. Мда… А херэм[48] бывает бывшим?
Я кивнул ему холодно, и он кивнул мне в ответ. Без особого радушия, но и без открытой неприязни, которой веяло от остальных. Редкое качество для изгоя: обычно люди, испытавшие на себе ненависть толпы, безжалостны к окружающим. «Интересный ты человек, Левий…» – подумал я.
Знать бы мне тогда, что из всех тех, кого Ешу называл своими учениками, он один проявит достаточно мужества… Но я не знал. Не мог знать.
– Живем мы в доме Ионы, отца Кифы и Андрея, – продолжил Га-Ноцри. – С нами вместе живут еще сыновья Зевдея – Иаков и Иоанн, ты познакомишься с ними позже, сейчас они в отлучке. Но и это еще не все! Есть Филипп из Юлиады, Нафанаил из Каны, Фаддей, Матфей Книжник да земляк Нафанаила – Шимон Зелот…
Когда он произнес последнее имя, я невольно вздрогнул лицом.
Едва заметно вздрогнул, но достаточно, чтобы Га-Ноцри это заметил. А может быть, и еще кто-нибудь, кроме Га-Ноцри.
– Их двенадцать и больше быть не может, – Иешуа развел руками, словно извинялся передо мной. Он снова склонил голову к плечу, внимательно меня рассматривая. Словно проверял, знаю ли я. – Двенадцать учеников – по числу колен Израилевых.
