— Пьют во многом от безысходности, — продолжает Иванов. — Ждали сорок сороков, повышение по службе, зависть соседей. А оказалась рутинная работа, нужно выслуживаться, ни хрена не платят. Как у известной писательницы в одном из рассказов: жизнь прошла, а где же подарки?..
Кстати о подарках. Коржаков в узком кругу не раз демонстрировал длинный тонкий шрам на руке. Однажды, когда он пытался отнять бутылку у хмельного президента, тот «отблагодарил» верного друга ударом ножа…
Иванов водку терпеть не мог, за что не раз получал нарекания от заместителей Коржакова. «Всем хорош парень, — сокрушались они, — а в коллективе вести себя не умеет. Стыдно офицеру! Куда его такого? Карьеры не сделает…»
Вспоминаем с Владимиром Алексеевичем берлинскую поездку Ельцина на вывод войск, где, ещё не зная друг друга, мы впервые встретились. У меня она не задалась с самого начала. Служебная машина опоздала, и мы неслись во Внуково по левой стороне, на красный свет, с зажженными фарами. Когда выскочили на летное поле, трап уже отъезжал. Пришлось подавать назад. В иллюминаторах — белые от злости глаза. А какие слова прошипел президентский охранник, отвечавший за «передовой» самолет, где летели мои подопечные президентская пресса, лучше не вспоминать. В Берлин прилетели, как положено, за час до «основного», президентского борта. Стояла тридцатиградусная жара. В специально отгороженном «загоне» для журналистской братии томилось на солнце несколько сот человек. И вот самолет подрулил на стоянку. Я отправился к переднему трапу встречать Костикова. Он уже сбегал вниз, бледный от волнения.
— Дима, срочно убирай журналистов с поля! — выпалил он. — С президентом плохо.
Я молча кивнул на огромную толпу, выкрикивающую хором имя Ельцина, и развел руками.
— Все, — сказал Костиков, — это конец.
Ельцин, пошатываясь, со стеклянными глазами, уже шел на журналистов, как бык идет на красную тряпку.
Нет, это был не конец. Берлин только начинался.
— Дирижерский дебют Ельцина видели все, — говорит Владимир Алексеевич. — Но до сих пор никто не знает, как в тот день напился канцлер Коль! Вернее, вынужден был напиться, чтобы «поддержать» российского коллегу. Международная, так сказать, солидарность.1 Стыд. Я их сопровождал на возложение венков. Подъезжает автобус, открывается дверь и оба буквально вываливаются на руки телохранителей, рубахи наружу. Коль — никогда его таким не видел — с бессмысленной улыбкой… Вечером, после банкета в российском посольстве, вообще пришлось разогнать журналистов и погасить прожектора, освещавшие подъезд, — Ельцина под покровом темноты вынесли на руках и уложили в лимузин…
