- Раз клятву, тогда конечно... Слушай, это ты ребятам в лагере сказал, что нас бить собираются? Тогда, в клубе?
- Я.
- С чего ты взял? Кто нас бить собирался?
- Я у клуба слышал. Ваня этот бешеный. Лезет на всех. Задавучий. Вот я и побежал. Неправильно, что ли?
- Да нет, может, и правильно. А ты чего не приходишь к нам?
- Чтобы врачиха опять орала?
- Не будет она орать, - успокоил его Андрей. - Мы ей сказали, приходи.
- Приду, - пообещал Колька. - А ты нам можешь индейские значки нарисовать? Как у вас на рубашках?
- Нарисую. Только ты скажи, что рисовать. Подумайте с ребятами, и скажешь.
- Точно нарисуешь?
- Я же сказал.
- Тогда я побегу к пацанам. Может, сегодня успеем придумать.
- Беги.
Колька, поддернув штаны, помчался рысью и исчез за вагончиками.
Андрей же пошел потихонечку дальше и скоро очутился за поселком, на развилке дорог. Одна из них вела к посадочной площадке вертолетов, другая поворачивала вправо, к станции. Андрей двинулся по второй.
Вечерело. Погустела комариная сетка, висящая возле лица. Сумерки пробрались в тайгу, она потемнела. Розовой пеной лежали высоко в небе легкие облака. А от поворота дороги, навстречу Андрею шла женщина.
Еще издали, не видя ее лица, Андрею показалось, что походка и фигура женщины знакомы, а пройдя десяток-другой шагов, он понял, что это Наташа. Андрей остановился, подождал и, когда Наташа поравнялась с ним, поздоровался.
Сегодня на лице Наташи не было и следов косметики, которая неприятно поразила Андрея в клубе. Оно было ясным, и ветер плескал на него темные пряди распущенных волос, обнажая маленькое ухо с проколотой оттянутой мочкой.
Андрей вдруг почувствовал, как томительной и светлой волной наплывает на него робость.
- Гуляете? - спросил Андрей, когда они пошли рядом, и показал глазами на большую сумку: - Позвольте?
- Да она пустая, - отозвалась Наташа и легко подняла сумку на вытянутой руке перед собой, но потом вдруг передумала, протянула ее Андрею: - Держите.
- Гуляете? - еще раз повторил Андрей.
- Купаться ходила. Постирала немного. Здесь озеро, километра два по дороге. Правда, вода какая-то черная, но чистая, да и лучше нет.
- А я не, знал, - отозвался Андрей и вдруг со страхом почувствовал, что наступает катастрофическое состояние, которое было его всегдашней бедой. Он никогда не был молчуном и считался в своем кругу человеком разговорчивым. Но стоило ему остаться наедине с девушкой, которая ему нравилась, и язык замирал. Боязнь сказать что-нибудь не так, заговорить о пустом и тем показать себя человеком болтливым и бестолковым, слишком откровенное желание с первых минут разговора понравиться, произвести выгодное впечатление портили дело. Десятки будто бы подходящих тем вертелись в голове и просились на язык, но все тот же страх заставлял лихорадочно искать лучшее. А время между тем шло, и унизительная, по его мнению, пауза затягивалась. Все новые и новые темы, забавные случаи и истории вспоминал он, тотчас отвергая их. Пауза становилась угрожающей. Андрей окончательно терялся и, желая во что бы то ни стало прервать мучительное молчание, с каждой минутой отдаляющее его от идущей рядом девушки, бодро наигранным, насквозь фальшивым голосом начинал действительно бесцветный и пустой разговор, какой ведут люди, когда им приходится идти рядом. Путь становился тягостным, длинным, и Андрей с нетерпением ждал конца, быстро прощался, а потом ругал себя последними словами и горько жалел, что все получилось так нескладно. Так вышло и сегодня. Он уже начал ругать себя, что пошел с девушкой, надо было поздороваться и идти своей дорогой, не выставлять себя на посмешище. Но его выручила Наташа.
