Это самый простой слой компенсации.
Попробую на примерах объяснить. Скажем, мать— всегда компенсатор для ребёнка. Она, с одной стороны, прикрывает его от всего плохого, что может проникнуть из внешнего мира, с другой — защищает мир от своего нежного дитяти. Не удивляйтесь, любой грудной ребёнок являет собой страшной силы «топора». Иначе черта бритого он смог бы выучить с нуля совершенно не известный ему язык, усвоить массу новых навыков и вообще стать личностью. К счастью, годам к двум-трём эти способности почти у всех угасают. А может, и не к счастью — если б не рассасывались, то жили б мы в гармоничном обществе магов и ведьм.
Но я отвлёкся.
Короче, в чём-то компенсатор похож на «отбойника». Но есть существенное отличие: «отбойник» всегда чётко представляет, что именно он отбивает, а компенсатор просто чувствует, что вот-вот беда случится, и начинает бояться. А чего боится — и сам не знает. Типа переживает.
Вот так, в первом приближении.
Во вторых и прочих приближениях начинаются такие дебри, в которых только Маша и ориентируется. Её специализация — компенсировать таких уродов, как я. Она— самая лучшая в этом смысле.
Поэтому Николаич её и позвал ко мне. Чтобы предупредить возможные трудности.
Естественно, трудности начались без предупреждения.
Гарик в пятницу с утра был необычно хмур и молчалив. Маша, с которой они заявились вместе, вообще походила на облезлую кошку. Появиться на людях без макияжа и с красными глазами — такого я за ней ещё не замечал. Николаич был в форме.
Но только до тех пор, пока Гарик не оттащил его в сторону и не начал что-то быстро и сбивчиво объяснять. Николай Николаевич формы как будто бы не потерял, но напрягся, и в глазах его появился охотничий блеск. В этот момент я остро позавидовал Гарику с его умением проникать в чужие мозги, потому как разговор явно переключился на мою персону. Николаич вроде бы чего-то от меня хотел, а Гарик очень во мне сомневался. Моё мнение, видимо, решили учитывать в последнюю очередь.
Впрочем, томился я недолго: вскоре заговорщики жизнерадостным шагом двинулись в мою сторону, но, дошагав, одновременно набрали в грудь воздух — и стали переглядываться.
Наконец, я решил над ними сжалиться:
— Вы решили сообщить мне пренеприятнейшее известие?
Это настроило Николаича на литературно-цитатный лад.
— Вот что, Ляксей, — сказал он, — ты не медаль, у меня на шее висеть. А иди-ка ты в люди.
— Финал подкрался незаметно, — поддержал беседу грубоватый Гарик.
