До истечения первой бутылки мы жевали молча. Поначалу вообще без аппетита. Но в том-то и талант испанской кухни, что огненные специи можно залить только вином, а вино пробуждает голод, утолять который приходится теми же жгучими салатами — и так далее, по кругу, до полного осоловения и лёгкого шума в голове.
Даже Маша, в которую Гарик буквально вцедил бокал какой-то адской смеси, слегка порозовела и взялась за вилку.
И всё равно — даже жующими и пьющими, — мы никак не вписывались в атмосферу испанского праздника. «Товарищи отдыхающие» из-за соседних столиков давно уже косились в нашу сторону с явным подозрением. Я сам чувствовал, что наша троица олицетворяет собою нечто неуместное здесь, да всё боялся сформулировать.
За меня это сделали добрые люди. Добрые люди, которые оказались Гариковыми знакомыми, подошли к нему, хлопнули по плечу и сформулировали предельно точно:
— Кого хороним?
— Хорошего человека, — не сразу ответил Гарик и добрые люди расторопно отвалили в полумрак зала.
— Кстати, — хмуро продолжил он, обращаясь уже ко мне. — Похороны Николаича — на тебе.
Это была новость, которую я желал услышать меньше всего.
— Почему я?
— А кто? Маша?
Нет, Маша сейчас годилась для организации только собственных похорон. В качестве главного бездействующего лица.
— А родственники?
— Ты у него хоть одного родственника видел? Я — нет, — Гарик снова полез за сигаретами. — А я не могу. Сразу поймут, что к чему. Следователь с меня с живого не слезет, пока не вычислит степень нашего знакомства. Так что давай думать, что да как, причём прямо сейчас.
Начал думать.
Так, сначала надо тело забрать. Да кто же мне его отдаст? Я же не сын, не внук. Придётся что-нибудь врать. Или честно сказать, так, мол, и так, человек погиб, заслоняя меня телом от пули маньяка. Дозвольте похоронить в качестве благодарности. Да, так лучше, врать я не умею
Я представил, как уговариваю врача (вернее, как его, патологоанатома), пишу массу расписок, потом меня ведут в стылый морг, выкатывают тележку, а на ней Николай Николаевич. Лицо белое и строгое. Глаза закрыты. Весь в инее. Вот его катят по коридору на выход, к машине (ну уж машину-то я с Гарри Семёновича точно выбью!) Вот я касаюсь его руки, а она — как дерево. Вернее, как слоновая кость — холодная и твёрдая. Я невольно передёрнулся.
Везти его придётся домой. Надо найти каких-нибудь санитаров… или рабочих? Никогда не сталкивался с организацией подобных мероприятий. Но ведь должны же быть какие-то специальные санитары? Потом придётся, насколько мне помнится, обмывать тело. Эту картину я почему-то представил с ещё большей отчётливостью, чем поход в морг. Холодный, окоченевший, неподвижный кусок плоти. Бррр! Надо будет предварительно выпить. Да и сейчас не помешает.
