– А я думаю, белые должны пойти именно пешкой.
Она обращалась не к нему, а как бы к самой себе или к подруге по монастырской школе, той, что находилась далеко от этого места, и от этого времени, и от этой Мауриллы, которая торопится прикрыть свою плоть, но путается в крючках бюстгальтера и, кажется, так никогда его и не застегнет.
– Но черная ладья возьмет ее, и тогда белым шах, – возразил он (во взгляде его промелькнуло: вот уж никогда бы не подумал, что шлюхи могут интересоваться шахматами).
– Вряд ли, – отозвалась она, слушая, как дождь барабанит по крыше красивого... да нет, не красивого, а скорее, благообразного здания монастырской школы; как досадно, что она не может припомнить подруг, с кем играла в шахматы – ни лиц, ни голосов, ничего... – ведь стон...
– Слон не спасет короля от шаха, – с жаром перебил он (даже в том, как он увлечен этой интеллектуальной игрой, есть что-то порочное).
– А я не это имела в виду, – сухо ответила она. – По-моему, надо пойти слоном на f8, а пешкой – на g7, тогда для ладьи она будет недоступна.
К счастью ли, к несчастью, Маурилла справилась с лифчиком, подошла, чуть не облокотилась на нее потным горячим телом, которому вечно недостает близости, защиты, уверенности в том, что его не забудут, не бросят; тогда нежный шелест дождя в монастырском саду сразу оборвался, и Альберта многозначительно взглянула на это млекопитающее, возомнившее себя Бог знает кем.
– Ах да, деньги! – сказал он без улыбки. – Я сейчас вернусь, а потом подумаю, правы ли вы с этим слоном. Вообще-то любопытная идея.
Он вышел, а ею вдруг овладел чисто инстинктивный порыв – взять маленькую штучку, состоящую из двух колесиков и стерженька, – да-да, чисто инстинктивный, хотя умом она сознавала, что это такое: в этих колесиках пленка с отвратительными фотографиями двух незадачливых ню, причем она, пожалуй, более незадачлива, чем Маурилла, которая так толком и не поняла, никогда не поймет, что же, в сущности, с нею произошло... И взяла.
– Вот, тридцать вам... – Молодой человек появился на пороге, взгляд у него был несколько отрешенный – свидетельство того, что он все еще пребывает в мире шахмат; в руках он держал два конверта с обещанным гонораром (надо же, в конвертики разложил – какие манеры!), один протянул ей, а другой Маурилле: – И тридцать вам. – Провожая их до двери, он добавил: – Если вы окажетесь правы со слоном, то я вас от души поздравляю: я целое утро бился над этой задачей, и все впустую.
