– В-вы мне угрожаете, Максимилиано? Ну… Ладно. Я согласен.
– Отлично, дон Даниэль. Я знал, что вы согласитесь. Вот деньги – это, чтобы вы уже могли начать жить как тесть Антонио Ломбардо. Вы позволите мне произвести еще одну операцию? На этой фотографии ваша дочь и Антонио…
– Но послушайте… Когда моя дочь успела сняться с ним?
– Это фотомонтаж, дон Даниэль. Постарайтесь, чтобы фотографию увидел каждый, кто зайдет в ваш дом. Особенно журналисты, которые вот-вот появятся. Итак, сейчас мы с вами договоримся о том, что вы скажете любому, кто спросит о браке вашей дочери. Согласны, дон Даниэль? Присядем!..
…Последнее, что ощутил Антонио, это молниеносный штопор, и огненный смерч, в который превратился самолет со всеми летящими на борту немногочисленными пассажирами… И все. Он не мог вспомнить, что было дальше, как очутился на мягкой лесной траве под раскидистым кустом. Этот куст, очевидно, и смягчил его приземление, сохранив тем самым ему жизнь. Но все эти мысли пришли после. Первое же ощущение – полная неподвижность, невозможность пошевелить ни рукой, и ногой. Он увидал человека, бродившего в зарослях, но окликнуть его Антонио как ни старался не мог. От усилий он снова потерял сознание. И очнулся от звуков молодого голоса, ругавшего запропостившуюся куда-то козу. Потом в голосе прозвучал неподдельный испуг, обращенный к какому-то дяде Чучо: «Мертвец, это мертвец!» – Антонио почувствовал, что над ним склонились и услышал незнакомые голоса. Они заметили, что «мертвец» еще дышит. Антонио понял: его не бросят. Ощущение легкого покачивания не причинило боли, а когда оно кончилось, раненый догадался, что его куда-то перенесли. Первое, с трудом произнесенное слово было: «Воды!» Два голоса над ним продолжали обмениваться впечатлениями, совещаться… Он прислушался к их словам: «Ни одной монетки… Его ограбили… А почему часы не сняли?.. Вроде, очухался!.. Надо за доктором… Нет, лучше бы мы его там оставили… Это ты, Фелипе, виноват, иди к дороге… Нам еще горшки продавать… Часы я спрятал, Фелипе, зачем они ему, если умрет?»
Он открыл, наконец, глаза. Болело все тело, с трудом ворочался во рту язык, и все же он сумел объяснить им, что упал из самолета, потерпевшего аварию где-то поблизости. Просил немедленно врача. Обещал щедрое вознаграждение. Был крайне удивлен, когда эти двое сообщили ему, что никого, кроме него, в горах не обнаружили.
Ладно, пусть этот нескладный толстый человечек по имени Чучо оставит его золотые часы себе, только бы его племянник поскорее привез из Игуалы врача. Антонио попытался шевельнуть ногой, но это вызвало дикую боль. Он застонал… Значит, самолет упал… А что было потом, он не помнит, – сильно ударился головой… И тут Антонио снова впал в забытье. Очнувшись, увидел, что рядом с ним все тот же… как его… да… Чучо. Говорит, шоссе в трех километрах от его хижины. Почему же так долго нет племянника? Пусть Чучо идет к шоссе и остановит любую машину. Пусть отдаст часы… Если они отправят его в больницу, он свяжется оттуда со своей семьей в Акапулько и те дадут деньги, сколько нужно. Только скорее… Ну, наконец-то, сигнал клаксона…
