!
В наше время, чтобы сорвать такой террористический акт, достаточно только анонимного звонка в полицию. В 1887 году телефона в Петербурге еще не было, но для анонимных доносов имелись и другие оперативные возможности.
Заметим, что коль скоро никто из историков (достаточно немногочисленных в данном случае), занимавшихся расследованием дела 1 марта 1887 года, не ставил вопрос о возможном предателе-доносчике, то, понятно, что до сего времени не существует никакой версии относительно идентификации этого персонажа.
Кому принадлежала честь совершить такой донос – казалось бы, совершенно неясно. Перечислим по возможности все имеющиеся варианты.
Посвященным, вполне возможно, был Шевырев; тогда особенно понятен и его странный отъезд накануне решительных действий – почти так же, как позднее поступал и Азеф. Но наверняка не Шевырев, уехавший из столицы за пару недель до намеченного покушения, был непосредственным доносчиком: из Крыма он едва ли мог точно рассчитать момент получения полицией доноса именно тогда, когда это гарантировало максимальный скандал от разоблачения террористов.
Не исключен в качестве доносчика Говорухин, который хотя и уехал еще раньше и еще дальше, и, находясь за границей, имел возможность ничуть не проще, чем из Крыма, влиять на события в Петербурге, но зато нам не известно, когда и каким способом попало к полиции его «предсмертное» письмо, да и не было ли именно содержание этого письма истинным доносом?.. Дальнейший жизненный путь Говорухина вовсе не противоречит подобному предположению.
Возможно также, что доносчиком был кто-то из доброхотов, снабжавших заговорщиков деньгами, так и оставшихся, как это обычно и бывает, за кулисами осуществленной инсценировки. Он мог быть кем-то и из других близких помощников, не обязательно участвовавших именно в финансировании: осведомленность упоминавшегося Агафонова делает подозрительным и его, а также и других персонажей, находившихся вблизи от заговорщиков – даже того же Поссе, который в марте 1887 подвергся обыску и нравоучительной беседе с петербургским градоначальником П.А.Грессером и директором Департамента полиции П.Н.Дурново[186].
С таким же успехом предателем мог оказаться и любой из «идеологов» заговора; из них наиболее подозрителен Лукашевич, но и остальные – Новорусский, Ульянов и Бронислав Пилсудский – могли бы сыграть эту роль. Собственный арест никем из этой четверки не планировался – тут злую шутку над ними сыграло предательство Канчера, совершенное под угрозой казни практически сразу после ареста, а Канчер оказался притом единственным звеном, соединявшим хотя и малочисленные, но достаточно разумно изолированные друг от друга подразделения заговорщиков – кроме все тех же финансистов заговора, так, повторяем, и оставшихся неизвестными и для следствия, и для нас с вами.
