Перед началом караульной службы всю роту минут двадцать гоняли по инструкциям до первой ошибки. В конце концов нас осталось только двое: я и еще один новобранец, игравший в армейской бейсбольной команде. Этот бейсболист был — не в пример мне — хорошим солдатом, но и он засыпался на очередном вопросе: что-то перепутал в инструкции номер шесть. Свирепо взглянув на бейсболиста, капитан бросил мне: "Твоя очередь! Выйти из строя!" Сначала я не понял, какая такая очередь, но сержант объяснил: я становлюсь "солдатом недели", а солдат недели получает увольнительную на все выходные. Я позвонил Уэйду, и через час мы уже катили в его машине прочь от Форт-Орда.
— Как тебе Калифорния? — спросил Уэйд.
— Не особенно.
— А в чем дело?
— Тут все переселенцы. Отбросы восточных штатов. У них нет прошлого. Даже времен года, и тех у них нет.
Был прохладный туманный день, и мне казалось, что другой погоды в Калифорнии и не бывает.
— Знаешь, почему ты так думаешь? — спросил Уэйд.
— Наверно, потому, что так оно и есть.
— Нет, потому, что ты еще новобранец, а новобранцам никогда не нравится то место, где они проходят подготовку.
— Сомневаюсь, чтоб Калифорния мне когда-нибудь понравилась.
— Ты ее еще не видел. Это потрясающая страна.
Мы ехали мимо публичных домов Уотсонвилла.
— А тебя не раздражает, что здесь всегда одно и то же время года?
— Да нет. А что в этом плохого? Ты что, любишь потеть?
— В общем-то, летом я привык потеть.
— Это можно устроить.
Он свернул с шоссе, и мы поехали через горы Санта-Крус в Сан-Хосе. Тут и впрямь было жарко — градусов под восемьдесят,[17] — пот лил с нас ручьем, и мы выпили жбан пива на двоих. Потом мы отправились в Сан-Франциско, где поужинали в ресторанчике «Эрни» и посетили еще несколько заведений: "Бачче болл", "Для голодных", "Лиловая луковица"; там мы послушали Стена Уилсона и Эрла Хайнса,[18] а в "Клаб Синалве" видели выступление Инес Торрес. На следующий день мы прогулялись через Ноб Хилл до Чайнтауна и пообедали на Рыбачьем причале. Погода разгулялась, и весь Сан-Франциско светился какими-то светлыми, мягкими тонами, и я подумал, что красивее города еще никогда не видел. Когда мы подъезжали к Гилрою, я спросил себя: а проявил ли бы я такое же участие, если бы оказался на месте Уэйда? "Я вспомнил, как сам был новобранцем, — сказал мне Уэйд, — и решил, что надо бы тебя немного подбодрить". Стал ли бы я так стараться ради кого-то, кого почти совсем и не знал? Кроме того, в университете Уэйд учился на два курса старше меня. Я мог придумать одно-единственное объяснение: наверно, в школе переводчиков у Уэйда совсем мало друзей, вот он и скучает.
