Была весна, и мне казалось, что с каждым днем мое чувство к Саре Луизе становится все сильнее. В разговорах мы часто употребляли слово «любовь», но я мог только надеяться, что для нее оно значит больше, чем для меня. И все-таки гулять с Сарой Луизой доставляло мне огромное удовольствие — пожалуй, мне никогда раньше не бывало так хорошо. Родители мои были в восторге от нашего романа — наконец-то нашлась та, которая сможет составить мне достойную пару. Уже много лет моя мать предостерегала меня от женитьбы на девушке более низкого положения. "Врачи, — говорила она, — часто женятся на простых медсестрах, а потом жалеют, что поторопились". Мне было не совсем понятно, почему мать так упирает на этих врачей — я никогда не собирался заниматься медициной, — но смысл ее слов был ясен. В школе и в университете я дружил со многими девушками, но ни одна из них не имела успеха у нас дома. С Сарой Луизой все было иначе. Примерно раз в две недели мать приглашала ее к нам на обед, а отец постоянно спрашивал, достаточно ли у меня карманных денег, чтобы, как он выражался, Сара Луиза не скучала. Не проходило и дня, чтобы мать не говорила кому-нибудь из знакомых по телефону: "А вы знаете, Хэмилтон дружит с Сарой Луизой Колдуэлл". Наконец-то родители были мной довольны. Я просто не мог этому поверить.
Сара Луиза была частым гостем в общежитии нашего братства и отлично со всеми ладила. Чем чаще меня спрашивали, когда же мы наконец обручимся, тем больше меня привлекала эта идея. Когда я завел об этом разговор с Сарой Луизой, она вдруг замолчала.
— Хэмилтон, — спросила она наконец, — ты правда этого хочешь?
— Правда.
Ее глаза наполнились слезами.
— Ах ты хороший, хороший мой! — воскликнула она и крепко прижалась ко мне.
Вышло так, что мы обручились в те же выходные, что и Лэнс Ларкин, очередная избранница которого принадлежала к студенческому обществу «Тэта». В один из апрельских вечеров члены нашего братства, как положено, спели песню в честь студенток из "Три дельты" и «Тэты», а потом бросили меня с Лэнсом в Столетний пруд. Выбираясь из воды, я вдруг вспомнил, что на занятиях по английскому почему-то уделялось большое внимание сценам крещения в американской литературе. Выяснилось, что таких сцен великое множество, так что каждый раз, когда какой-нибудь персонаж оказывался в воде, нужно было быть начеку. Вытираясь, я вдруг подумал, что, может быть, жизнь следует литературе. Я и в самом деле чувствовал себя как-то по-другому. Я не был уверен, что эта перемена к лучшему, но на меня определенно что-то снизошло.
