Один раз видел, как она расчувствовалась, – по радио играли:
Мишка, Мишка, где твоя улыбка…
Самая жестокая ошибка,
В том, что ты уходишь от меня…
Стефка зашмыгала носом и юркнула на кухню по неизвестной причине.
Но это не разговор для темы.
У Тикана, помимо Стефки, не все ладно и с ушами. Бог силой одарил, а на слух – поскупился.
Петро поет, вернее – гундосит втихаря. Главное, чтоб не слышно было. Он не виноват: у него на все песни один мотив.
Так что мы песню держим только в три голоса. И поем не под выпивку – под настроение. Вначале, понятно, возьмем стопарик-другой для разогрева, чтоб слова не спотыкались на ходу, не хлюпали по лужам. А как снежинки – плавно…
Это Сашка научил правильно петь:
– Ворон – горло дерет, далеко оглашает, но удовольствие, наверно, только вороне. А у малиновки голосок слабый, с дрожью, будто звоночки сеет в воздухе – заслушаешься. Зовут ее еще – зарянка. Утренней заре радуется…
Обычно Сашка первым начинает. Голос хрипловатый, с непонятной трещинкой внутри. Он даже не поет, а проговаривает зачин:
Снова… замерло… все… до рассвета…
Дверь не скрипнет… не вспыхнет огонь…
В этот момент Вася Бойчук подключается – по-бабьи жалостно, протяжно:
Только слышно – на улице где-то
Одинокая бродит гармонь.
Тут я примыкаю к повтору – в треть силы, чтоб не заглушить дружков.
И комнату сразу до самого потолка заполняет ладный напев: задумчивый, гибкий, как огонек свечи.
Рiдна мати моя,
Ти ночей не доспала…
Тикан замолкает, упирает в ладонь тяжелую волохатую голову, прячет от всех глаза.
И Стефка любит про «рушник вышиванний». Она даже перестает копошиться на кухне, придерживает Андрюшку возле себя, чтоб не егозил и тоже слушал.
Я вiзьму той рушник,
Простелю наче долю,
В тихим шелестi трав,
В щебетаннi дiбров…
А песни ведут дальше, по каким-то забытым закоулкам прежней жизни: словно напоминают – ты уже был здесь, и было хорошо. Не жалей…
Не жалею, не зову, не плачу,
Все пройдет, как с белых яблонь дым…
От таких слов, кто понимает, в человеке самые светлые чувства растут. Будто крылья расправляют. Хочется высоты, полета…
Летят утки… Летят утки
И два гуся…
Меня два раза вешали. Значит, заслужил. Не каждого на доску почета всунут. А родная жена посылает на все русские буквы и дробит на мелкие части… Это как?..
Петро Тикан
Одно слово: пустяковина. Шелуха на ветру. Говорить не о чем. А Тикан, между прочим, из-за такой чепухи вторую неделю на раскладушке припухает.
Утром встаешь с этой конструкции, бока ноют, голову не повернуть, в затылке что-то лишнее. Чувствуешь себя – будто вытащили из гроба, а зачем – неизвестно. Не жизнь, а оскомина.
