Торопливая давка в сенях,
Эту новую явку с повинной
Совершает настойчиво прах.
Что оставил он в мире усталом,
Что стремит его в звездную глушь,
Завоеванную металлом
До растления судеб и душ?
Что знобит, и корежит, и тянет,
Что манит, как желанный магнит?
Может, то, что жалеет и ранит.
Может, то, что зовет и винит.
Может, то, что рукою шершавой
Гладит волосы, трепетно для
Эту краткую ночь под Варшавой,
Где смеется и плачет земля.
20 февраля 2004
* * *
Усталости так нежны переливы,
Так бережна холодная душа.
Так в каплях льда склоняют ветви ивы,
О голый лед растерянно шурша.
Я подойду и, кажется, заплачу,
И прикоснусь намеренно к руке.
Я ничего для местности не значу,
Сползающей к проснувшейся реке.
Ваш взгляд тяжел, и губы ваши немы,
И та черта насквозь проведена,
Мы – только след известной теоремы,
Где сути – две, а временность – одна.
Клюет синица зерна на ладони,
И белок лёт медлителен и тих.
Луна крива внизу в полупоклоне,
Взошедшая туманно для двоих.
29 февраля 2004
* * *
Рыхлый снег для ходьбы неудобен.
Слишком долог нахоженный круг.
Я сегодня пространству подобен,
Растворен и рассеян вокруг.
Третий час набухающей ночи.
Грохот льда с остывающих крыш.
Теплый ветер, вздохнувший в полмочи,
В лунном свете растрепан и рыж.
В доме Асмуса тени и свечи,
Ветви дремлют, о крышу шурша,
Не сутуль свои узкие плечи,
Одиноко родная душа.
Посмотри на покатые луны,
Что двоятся в совпавшем уме.
Слыша неба провисшие струны,
Что звенят меж собою во тьме.
29 февраля 2004
* * *
Я б вас любил, кабы не знать заране,
Что эту чашу завершает дно
И смерти дверь мерещится в тумане,
Когда во рту полощется вино.
Не стоит внове затевать измену
Любой из совершившихся минут.
Как крепко узел стягивает вену,
Как пальцы нервно сигарету мнут.
И трость скрипит, и вздрагивает веко
Где в Сан-Дени монархи и века.
Мне жаль в себе живого человека,
Немного неубитого пока.
Слеза твоя на камне парапета,
И невзначай пролит аперитив.
Мне все же жаль, что песенка не спета,
Хотя уже и отзвучал мотив.
5 марта 2004
