— Что это тебе втемяшилось в голову? Говоришь, как патер Арнольд!
— Это как раз и говорит патер Арнольд. Он утверждает, что этот раб — язычник, плюющий на крест, — упорствовал Герман, с презрением глядя на раненого со стороны. — Патер говорит, что он антихрист во плоти. И все в замке верят в это.
Я покачала головой. Антихрист… Конечно, я слышала разговоры людей в замке. Как они по углам обсуждали иноверца и трижды осеняли себя крестом за его спиной. Как они тайком прибили на внутреннюю сторону входной двери на конюшню деревянный крест, чтобы черт не вселился в лошадей. И еще я знала, как патер склонял отца разделаться с язычником или, по крайней мере, насильно окрестить его.
— Всевышнему вера этой твари так же безразлична, как вера моего цепного пса, — ответил на это отец. — Идите и возьмите у казначея деньги на толстую свечу, но оставьте меня с вашей болтовней и сплетнями в покое.
Патер поспешил в часовню и громко молился за спасение души свободного графа…
Я вновь стала всматриваться в покрытое каплями пота лицо. Чего мы только не слышали об антихристе — его зловонном дыхании и прокаженной плоти, о том, как незаметно выискивал он способы губить людей. Я не желала верить в то, что душа Ганса полна злых умыслов…
— Эту ночь я проведу здесь.
Герман широко раскрыл глаза.
— В этой завшивленной ночлежке! Госпожа, опомнитесь, это место не для дам! Вам следовало бы запретить даже появляться здесь!
Он, конечно, был прав. Дочери графа не пристало посещать кабак, а для ухода за ранеными существовали батрачки. Но я помнила выражение лица хозяйки, которая, возможно, задумала что-нибудь неблаговидное.
— Уйди, Герман. Ты не заставишь меня изменить планы, я остаюсь. Сделай милость, скачи домой. Я найду способ вызволить его отсюда.
Герман мрачно смотрел на меня, будто изучая.
— И как вы это себе представляете?
— Никто не узнает меня в этой одежде. Может, уже завтра мне удастся достать повозку.
— И где же вы хотите разместить своего слугу, если замок будет осажден? Враг вряд ли пропустит вас.
— Я поеду с ним в монастырь. За время поездки я сумела составить целый план. Монахи сведущи в медицине и не откажут мне в помощи. Они просто не посмеют из-за христианской любви к ближнему…
— Госпожа, вы навлечете на себя гнев, который никогда не испытывали. Ваш отец этим же летом выдаст вас замуж за первого же попавшегося рыцаря.
— Лучше уж я замурую себя в келье.
Я сжала кулаки. Какое до всего этого дело Герману? Как он вообще осмеливается разговаривать со мной так?
