В оковах страсти | страница 72



Мать родила десятерых детей: пять девочек и пятерых мальчиков. Но Всевышний не был милосерден к нашей семье. Мой самый старший брат погиб в девять лет, разбившись на скачках. Брат, родившийся вторым, умер, отравившись грибами. Одна сестра еще в детском возрасте была отдана на обучение в монастырь, но вскоре после ее переселения оттуда пришло известие о ее смерти: в силу своего детского возраста она была еще не готова к полной трудности и лишений монастырской жизни. Холод, слабость или плохое молоко кормилиц уносили жизни других моих сестер и братьев сразу же после рождения. Причиной смерти еще двух братьев стала эпидемия, от которой в графстве погибали многие. Ну а одиннадцатая беременность моей дорогой мамочки закончилась ее смертью и смертью рожденного ею младенца.

И в конце концов от большой нашей семьи из детей остались Эмилия, самая слабая из всех, и я. Это, по всей видимости, было самым плохим обстоятельством для отца после потери жены: он остался с одной хворой, день ото дня угасающей дочерью и другой, слишком похожей на него, чтобы он мог по-настоящему любить ее. И у меня, и у отца были причины жалеть об отсутствии матери, которая в течение многих лет своим женским чутьем всегда старалась сгладить наши отношения…

После ее смерти мне стало холодно и неуютно в нашем замке. Он казался мне склепом. Скупость моего отца проявлялась все больше и больше и стала для меня источником постоянного раздражения и досады. Отец охотнее вкладывал деньги в новое оружие и коневодство, вместо того чтобы оплачивать расходы на ремонт крыши женской башни. Когда в башне становилось совсем уж сыро и вода днем и ночью канала с потолка в расставленные повсюду тазы, я вынуждена была переносить кашляющую Эмилию в никем не занятые покои нашей матери.

Без постоянной дружеской и направляющей руки супруги зассенбергский орел правил в своей крепости жесткой рукой страха, нередко доходя до грубой брани. Прислуга втягивала голову в плечи, как охотничьи собаки, и каждый старался не попадаться господину на глаза. Я же, наоборот, пыталась, как и моя мать, поступать осторожно, осмотрительно. Приходилось следить за Радегундой, которая была мастерицей по при приготовлению подгоревшей выпечки и жесткого мяса. Я должна была приглядывать за прачками, не выпускать из поля зрения арендованные хутора, огороды и пошивочные мастерские. И даже разбираться в налоговых поступлениях и барщинных повинностях. Казначеи с готовностью позволяли мне заглядывать в свои книги, если я того требовала.