Восхищаясь или восторгаясь, он косил глазами еще больше.
— Она появилась в зале, и словно юное солнце взошло над нами! О небо! Отливающие золотом прекрасные, как шелк, волосы спадали па ее нежные плечи, а глаза были голубыми, как небо. Голос можно сравнить с соловьиным пением, а ее ноги…
Я встала и незаметно покинула зал. И возле двери я слышала восторженные охи и ахи людей из свиты. Отец, как новоиспеченный жених, приказал праздновать свою помолвку дальше. Почему-то меня никогда не оставляло ощущение того, что они нас, женщин, ставят на одну ступень с боевыми лошадьми и породистыми собаками…
Я не чувствовала усталости, хотя уже стемнело. Собаки, дети, домашняя птица, то есть все то, что обычно наполняло двор, исчезло; батраки спали в своих жилищах, и лишь у стен замка стояло несколько одиноких ночных сторожей. Опершись на колодец, я вглядывалась в звездное небо. Как плотной сетью, маленькие мерцающие точки покрывали черный небосвод. Я пыталась рассмотреть звезды во всем их великолепии, как учил Нафтали; из расположения звезд на небосводе он мог составлять предсказания. Вот Альтаир, Вега и Сириус. Капелла Аурига. Мне удалось отыскать Плеяды и светлый Альдебаран в созвездии Тельца. Я глубоко вздохнула. Какой небесный покой царит по ночам…
На кровати Эмилии я вышила еще несколько крестов на моем алтарном покрывале: патер Арнольд уже не один раз напоминал мне о необходимости доделать его.
Вышивать я ненавидела, и прежде всего потому, что женщинам моего поколения по умолчанию вменялось заниматься именно этим. И мне стоило труда вспомнить, где я оставила свою коробку с рукоделием. Маленький сад матери был одним из немногих мест в замке, где в течение дня можно немного посидеть одной и помечтать до тех самых пор, пока тебя не разыщет прислуга.
Днем весеннее солнце заманило меня на покрытую толстой овчиной скамью. Я значительно дольше смотрела в небо, чем на алтарное покрывало…
Вздыхая, я принялась искать в темноте коробку для рукоделия. Конечно же нежное полотно давно отсырело, и с таким трудом вышитые орнаменты самым ужасным образом испорчены. И у Майи опять будет причина для недовольства и брюзжания. Мои мысли обратились к Аделаиде фон Юлих. Белокурые волосы, как шелк, небесно-голубые глаза — точная копия женщины, к ногам которой готовы пасть все мужчины и на которую я абсолютно не была похожа. От моей нормандской матери мне достались нескладная фигура и большой рост. Мужчины предпочитают женщин, на которых могут смотреть сверху вниз, я знала это от своих горничных. Я остановилась и задумчиво посмотрела на себя. Слишком высокая, слишком худая и в то же время крепкого телосложения — женщина для выполнения тяжелой работы. Фройляйн Аделаида, напротив, целыми днями только и делает, что вышивает алтарные покрывала, вздыхает и командует прислугой. Я представила ее золотые волосы, драгоценным ковром ниспадающие на плечи, — ухаживает за ними, конечно, только горничная. С моей же головы свисали вьющиеся, цвета темной меди, локоны, которые мог прикрыть только толстый платок, и поэтому я часто заплетала их, как это делали батрачки, в тугую косу. Мои волосы всегда убирала Майя и с помощью всевозможных расчесок и шпилек сооружала прическу, известную лишь ей одной, но пряди все же упрямо выбивались из пучка и беспорядочно свисали на плечи. И как бы она ни боролась за чистоту и белизну моего лица, оно становилось загорелым, да еще усыпанным веснушками, стоило мне появиться под первыми лучами солнца. Все мои умывания с мелом и миндальным маслом оказывались напрасными. Да еще зеленые, как у кошки, глаза и пальцы, которые лучше обращались с бочонком масла и конской уздой, чем с вязальными спицами. Не было ничего необычного в том, что мужчины не баловали меня своим вниманием. Я призналась себе, что завидую ангелу, который в скором времени прибудет в наш замок. Я сплюнула и, шаркая, угрюмо поплелась в сад.
