Что-то ползло по моему бедру. Я посмотрела вниз, собираясь поймать насекомое… Кровь струилась по внутренней стороне моего бедра, капая в воду, капля за каплей, как обычно, каждый месяц, по определенному для женщин матерью-природой циклу. Я прикусила губу. Надо же, именно сейчас и здесь! Я разорвала рубаху, которую хотела использовать как перевязочный материал, и одну половину использовала для себя и только потом опять надела брюки. Вторую половину я выстирала.
Холодный ветер шевелил кроны деревьев, заставляя меня дрожать от холода. Как я тосковала по теплу: лето с ароматами цветов и созревающего жита наступит еще так нескоро. Я потрясла тяжелыми прядями волос, которые доходили мне почти до щиколотки, и потрогала их рукой. Они свалялись, и прежде чем расчесать их, прошла бы целая вечность. И опять появятся вши. Я тихо выругалась. Всего несколько недель назад я избавилась от зимних вшей. В последний раз отжав волосы, в скверном расположении духа я пошла к пещере.
Эрик выглядывал из расщелины скалы, лицо его было суровым.
— Где вы были?
— Купалась в ручье.
Он закусил губы.
— Я уж было подумал, что вы сбежали, — как бы между прочим произнес он.
— И куда же? Я не имею ни малейшего понятия, где нахожусь.
— Гмм…
Некоторое время он рассматривал меня, наморщив лоб, не шевелясь. Потом предпринял попытку спуститься вниз по выступу скалы.
— Куда ты?
— Мыться, — ответил он, неторопливо и осторожно карабкаясь дальше.
— Мыться? — вырвалось у меня.
Я ударила себя по губам. Краска стыда залила мое лицо. Он весь напрягся. Глаза его превратились в узкие щелки, губы вытянулись в узкую полоску когда он преодолел последний участок скалы и очутился настолько близко от меня, что я смогла ощутить на своем лице его горячее дыхание.
— Даже слепой увидит, что во вшивом замке вашего отца лошади чище людей, — прошипел он. — Но знайте же, фройляйн, что там, где я вырос, принято регулярно мыться, у нас есть бани, а вы считаете нас грязными варварами… Мы при этом пользуемся хорошим, нежным мылом. Когда я жил достойно, как и подобает человеку, то привык по утрам смотреться в зеркало, а не соскабливать, как теперь, слой грязи! — сказав все это, он удалился.
Его слова задели меня, я посмотрела ему вслед. Грязные, неопрятные конюхи и на самом деле были отличительной чертой замка отца. Но Эрик больше не был конюхом. Я могла бы сейчас дать руку на отсечение!
Я медленно вошла в пещеру, пытаясь завязывать в узлы локоны волос, чтобы хоть чем-то занять руки. Неужели наш замок действительно был таким уж медвежьим углом, как он утверждает? У нас имелся даже сортир, что встречалось не так часто и не везде. И прачечная, и помывочная, запиравшаяся изнутри на засов, чтобы можно было спокойно мыться…
