– В чем же беда-то ваша?
– Видишь ты, милый человек: иду я по Невскому, смотрю – большое стечение публики. К. городовому: «По какому случаю?» – «А по такому, говорит, случаю – картину рассматривают». А господин какой-то говорит: «Нана[20] выставлена». Взошел, посмотрел – ничего нет удивительного, а как обнаковенно. Старичок только какой-то, в черненьком паричке, хотел рукой погладить, да не достал. И сейчас этот старичок оборотился ко мне с разговором: «Вы, говорит, еще не видали?» – «Нет», говорю. «А я, говорит, десятый раз смотрю и все налюбоваться не могу». – «Что ж, говорю, Бебелина[21] чудесная». – «А вы, говорит, роман «Нана» читали?» – «Нет». – «Почитайте, вам, как молодому человеку, очень приятно будет. Там, говорит, все обстоятельства обозначены вовсю!» И глаз это у него так и завертелся. «И слова на их счет такие, что и пропечатать на нашем языке невозможно, надо по-французски». И вонзил он мне в самое сердце такой кинжал, как ни старался – не мог вытащить. Давай «Нана», да и шабаш! Книжку купил, пошел к одному знакомому приказчику в Перинную линию, хвастался, что умеет по-французски. Тот слов пять разобрал – бросил: не при нем писано. Ну, а мне все одно хошь умирать! И сказали мне, что в Казанской улице живет с матерью девица и французским языком орудовать может. К ней. Бедная, худая, волосы подрезаны в скобку; мать тоже старуха, старая, слепая… Видно, что дня три не ели… Грусть на меня напала! Вот, думаю, обделил господь. «Можете, говорю, перевести на наш язык французскую книжку?» Посмотрела. «Извольте», говорит. «Что это будет стоить?» – «Семьдесят пять рублей». – «Это, говорю, мне не в силах… За пятнадцать рубликов нельзя ли?» Она так глаза и вытаращила, а глаза такие добрые, чудесные… Инда мне совестно стало. «Вы, говорю, не обижайтесь: мы этим товаром не торгуем, цен на него не знаем». – «Я, говорит, с вас беру очень дешево, и то потому, что нам с мамашей есть нечего», – а по щекам слезы, словно ртуть, скатились. Жалко мне ее стало, чувствую этакой переворот в душе. «Извольте, говорю, только чтоб перевод был сделан на чести, чтоб все слова и обстоятельства…» Покончили. Зашел как-то через неделю наведаться, смотрю – сидит, строчит. Матери не в зачет рубль дал на кофий. Покончила она все это дело да, не дождавшись меня, на Калашникову и приперла. Вошла в калитку-то, собаки как зальются – чужого народу к нам не ходит. А бабушку в это время в экипаж усаживали, в баню вести, бобковой мазью
