Потом надо было разбить лагерь экспедиции: жилые помещения, склады для хранения находок, темные комнаты для фотолаборатории, кухню, помещение для прислуги и сторожей, гаража и бани (бани для дюжины европейцев, которые по нескольку раз в день ощущают острую потребность смыть с себя пыль и пот).
Затем строили хижины из тростника для арабских рабочих, их жен и детей. Наконец, узкоколейку, предназначенную для вывоза земли в отдаленные от раскопок места, чтобы был свободен путь к пунктам, которые, может быть, через год или через десять лет будут раскапываться.
Когда все довольно сносно устроено, начинается долгая жизнь в безрадостном окружении, которое не скрашивает ни одна европейская женщина. Поэтому американцы и французы нередко привозили с собой жен. Правда, с условием, что дамы принимают посильное участие в работах экспедиции, которое, кстати, отнимало у них столько времени, что даже окружающий их унылый мир, с его паразитами, неизбежной грязью да даже и опасностями, уже, казалось, не противоречил их женской природе. Американские мудрецы настолько загружали их работой, что возникающие обычно от скуки желания подавлялись в них в самом зародыше.
У немцев дело обстояло иначе. Кольдевей высказался против какого-либо участия женщин в работах экспедиции. Даже после первой мировой войны, когда Кольдевей уехал из Месопотамии, экспедиция в Варка, в которой числились уже более 10 европейцев, продолжала следовать его принципам. Единственная женщина, дипломированный архитектор и инженер, тесно связанная с экспедицией, сидела в Берлине, на расстоянии 4000 километров от Варка, если лететь туда самолетом. Но без ласковой, заботливой руки женщины в Варка еще можно было жить, без воды же жить было нельзя. И воду приходилось возить изо дня в день за пять километров из колодцев, сберегая при этом каждую каплю.
250 арабов и дюжина европейцев, работавших здесь, потребляли уйму воды. Если ее вовремя не доставляли, земля колебалась под ногами прыгающих и топающих арабов. «Их поднятые вверх руки,— писал Кениг,— держали не копья и ружья, как когда-то, а корзины, в которых они переносили землю, и куфьи (головные платки). Скандируя хором, они до изнеможения выкрикивали под обрывистый ритм хоза (военного танца) наскоро подобранную строфу следующего содержания: «Мы хотим пить, а беги жестоки!». Но и мы, «беги» (господа), испытывали постоянные затруднения с водой, как для фотографических работ, так и для питья. Вспышки дизентерии постоянно стояли на повестке дня; правда, это касалось только нас, европейцев, арабам эта вода не вредила. Но и шакалам эта вода, видимо, тоже нравилась. Как только заканчивались работы, они подбирались к большим чанам с водой, находившимся в зоне раскопок, и пили из них».
