— Дѣйствительно… развязала, — со слезами въ голосѣ воскликнула Ольга Сергѣевна.
Напряженное молчанiе было въ палисадникѣ. Всѣ толпились подлѣ щенятъ. Дружко даже снялъ шляпу; Никто не поднималъ глазъ на Леночку. У всѣхъ была одна мрачная, больная, страшная и острая мысль: — «совдепка»…
— Мнѣ въ глаза Топси будетъ стыдно смотрѣть, — тихо сказалъ полковникъ.
Никто ничего не возразилъ. Головы опустились ниже. Изъ толпы этихъ пожилыхъ, потрепанныхъ жизнью, видавшихъ всякiе виды людей, отдѣлился Мишель Строговъ. Онъ твердыми шагами подошелъ къ Леночкѣ и, протягивая ей руку, сурово сказалъ:
— Я уважаю васъ, Леночка. Вы настоящiй человѣкъ…
Его слова точно вывели всѣхъ изъ вдругъ охватившаго ихъ столбняка. Всѣ засуетились и стали прощаться съ хозяевами, точно торопясь уйти отъ того мѣста, гдѣ лежали мертвые щенята. — Милая, это ужасно, — протягивая руку и цѣлуя въ щеку Ольгу Сергѣевну, говорила Парчевская. — Въ четвергъ въ половинѣ девятаго на спѣвку.
— Славнечко провели время, — зѣвая говорилъ Дружко. — Только вотъ это самое ужасно, какъ мнѣ не понравилось. Какая, однако, жестокость и хладнокровiе…
— Факсъ, ты въ гаражъ?
— Нѣтъ. Я больше не работаю на такси. Въ бюро предупредилъ, что не буду. Посплю до полудня.
— Господа, дойдемъ пѣшкомъ до подземки. He стоитъ поѣзда ждать. Утро такое прекрасное.
— Да послѣ всего этого надо все-таки подышать свѣжимъ воздухомъ.
И кто то негромко, но четко сказалъ: — совдепка!
Ольга Сергѣевна и полковникъ провожали гостей до калитки. Нифонтъ Ивановичъ на томъ мѣстѣ, гдѣ жарили шашлыкъ тяжелой, садовой лопатой рылъ могилу для щенковъ. Топси все продолжала жалобно скулить.
Въ воротахъ Ольга Сергѣевна еще разъ поцѣловалась съ Парчевской. Мужчины и Анеля, громко разговаривая, спускались по каштановой аллеѣ на рыночную площадь.
Ольга Сергѣевна показала Лидiи Петровнѣ рукой на уходящихъ.
— Видали, — сказала она. — Это же ужасно… Божiи коровки какiя то!..
— Но, милая, вы слишкомъ строги… Они же такъ много пережили.
— Тѣмъ болѣе… И кто же… Дѣвушка!.. Оттуда!!..
— Послушайте, милая… Ихъ всѣхъ, и ее, надо понять и простить…
— Ахъ, не могу больше ни понимать ни прощать…
— Лида, — крикнулъ изъ толпы Парчевскiй. — Что же ты? Идемъ.
Въ толпѣ зарождалась въ полголоса запѣтая пѣсня:
— Смѣло пойдемъ мы
За Русь святую…
