— А где, дедушка, получил знаки отличия? — спрашивал Шуйский старого казака, когда Берендеев и Клейст вошли в приемную.
— Вот этот, четвертую степень, покойный государь-батюшка Николай II Александрович, упокой Господи святую душу его мученическую, пожаловал мне за дело у деревни Утайцзы, в японскую войну. В 24-м льготном полку я служил…
Старик говорил, и дыханием какого-то давно прошедшего времени веяло от его тихого почтительного голоса.
— Эту третью степень пожаловали мне за бои под Комаровом с австрийцами, а вторую степень я получил за дело с германской конницей у Незвиски, а первую степень мне пожаловали за конную атаку у Рудки Червище, ваше высокопревосходительство.
— Был ранен?
— Шесть разов был ранен, ваше высокопревосходительство. Ничего… выживал. Бог милостив.
— Двадцать шестого ноября, — сказал Шуйский, поворачиваясь к старшему из казаков, статному полковнику, — в Зимнем дворце будет парад георгиевских кавалеров. Пришлите, атаман, старосту Кобылкина во дворец к 11 часам в распоряжение полковника Ненюкова, на Иорданский подъезд.
Атаман поклонился.
— Царя увидишь, дедушка, — сказал Шуйский, обращаясь к старику.
— Сподоблюсь, ваше высокопревосходительство. Дай Бог ему много лет здравствовать.
— А ты, молодец, откуда? — обратился Шуйский к молодому казаку в погонах темно-синего сукна, пересеченных одной белой нашивкой.
— Приказный 3-го Донского казачьего Ермака Тимофеева полка Шаслов, станицы Старо-Григорьевской, — бойко ответил казак.
— Давно на службе?
— Второй год, ваше высокопревосходительство. Казак так тянулся, что капли пота проступили на его загорелом лбу под красивым вихром вьющихся каштановых волос. Шуйскому жалко стало его, и он отошел и, поклонившись всем казакам, сказал:
— Спасибо вам, вашему атаману, донцы, на добром слове… Счастлив был узнать от вас, что тьма донских полков в порядке, что задержки в получении вами всего полагаемого от российской казны у вас нет. Этой осенью я имел удовольствие любоваться 1-м и 2-м большими конными полками вашего войска на потешных боях под Смоленском. Не угасает казачий дух!
— И не угаснет во веки веков! — сказал, наклоняя голову, полковник.
— Аминь, — сказал Шуйский. — И все по-прежнему, атаман?
— По-прежнему, воевода: здравствуй царь в кременной Москве, а мы, казаки, на Тихом Дону!
— Да, жива Россия своими казаками! — сказал задумчиво воевода. — Ну, до свидания, атаманы-молодцы!
— Счастливо оставаться, ваше высокопревосходительство!
